Выбрать главу

Вчера вечером в Бруэре и пригородах шел град. Градины величиной с камушки скакали по спускающимся под уклон палисадникам и барабанили по жестяным вывескам с мерцающими неоновыми надписями в центре города; потом начался ливень, и в лужах отразилась серая, как камень, заря. Однако день выдался ветреный и золотой, и исчерченный белыми полосами, залатанный асфальт площадки для машин высох к концу этой долгой, последней в июне и первой в календарном лете субботы. Обычно в субботу по шоссе 111 деловито мчатся покупатели растаскивать торговые центры, возникшие там, где раньше тянулись поля пшеницы, ржи, помидоров, капусты и клубники. Через дорогу — четыре полосы бетона и разделитель из алюминия, покореженный бесчисленными, уже забытыми авариями, — стоит низкое строение с фасадом, облицованным темным кирпичом; в этом строении на протяжении нескольких лет — а Гарри видел, как его каркас постепенно расширяли, сбивая из досок, — перебывало уже несколько прогоревших один за другим ресторанов; теперь же там разместилась «Придорожная кухня», торгующая мясом гриль. В «Придорожной кухне» сегодня тоже вроде бы затишье. Позади разбитой рядом стоянки для машин, заваленной смятыми картонками из-под еды, стоит одинокое дерево, пыльный клен, утоляющий жажду из ручья, превратившегося в канаву. Под ветвями клена гниет столик для пикников, которым никто не пользуется: слишком близко он стоит к кухонной двери, возле переполненного отбросами контейнера. По канаве проходит граница зеленого участка, уже проданного, но никак не используемого. Красивый старый клен вечно манит к себе Гарри, но он не может откликнуться на его призыв.

Гарри отворачивается от запыленного окна и говорит Чарли Ставросу:

— А здорово они все перепугались.

Чарли поднимает глаза от лежащих перед ним бумаг — оплаченного счета и новой формы на «Барракуду-8» выпуска 1974 года, которую они наконец продали вчера за две восемьсот. Никому не нужны теперь эти старые прожорливые чудовища, а не брать их нельзя. Чарли ведь занимается продажей подержанных машин. Хотя он работает в «Спрингер-моторс» в два раза дольше Гарри, столик его стоит прямо тут, в демонстрационном зале, в углу, и на карточке его значится: Старший торговый представитель. Однако он не держит на Гарри зла. Он кладет свое перо кончиком вровень с краем бумаг и откликается вопросом на обращение хозяина:

— А ты видел, на днях в газете писали, как где-то в глубинке нашего штата владелец бензоколонки и его жена обслуживали длиннющую очередь и один из клиентов не сумел выключить сцепление и придавил жену к стоявшей сзади машине, там вроде было написано, что он сломал ей бедро; муж подхватил жену и стал просить людей помочь, а они вместо этого кинулись к насосам и давай качать задаром бензин.

— М-да, — говорит Гарри, — по-моему, я слышал об этом по радио, правда, такому трудно поверить. И еще слышал про одного малого из Питсбурга, который возит с собой две огромные доски и подставляет их под задние колеса, чтоб при заправке ему залили на несколько центов больше бензина. С ума люди посходили!

Чарли издает короткий иронический смешок и изрекает:

— А что обывателю остается, раз нефтяные компании так себя ведут! Беру свое, а на тебя — плевать.

— Я не виню нефтяные компании, — спокойно произносит Гарри. — Им тоже туго приходится. Матушка-земля истощается — вот в чем дело.

— Мура, чемпион, у тебя никто никогда не виноват, — говорит Ставрос своему более рослому коллеге. — «Скайлэб» [1]свалится тебе на голову — и тогда скажешь, что правительство сделало все возможное, чтобы этого не произошло.

Гарри пытается представить себе эту картину и соглашается:

— Возможно. Правительство ведь нынче связано по рукам и ногам, как и мы все. Пожалуй, единственное, на что вашингтонские чиновники нынче способны, — это получать жалованье.

— Тут уж можно не сомневаться — алчные мерзавцы. Послушай, Гарри, ты прекрасно знаешь, что Картер и нефтяные компании сами заварили всю кашу. Чего хотят нефтяные короли? Чтоб прибыль была больше. Чего хочет Картер? Чтоб меньше импортировать нефти, чтоб меньше обесценивался доллар. Ввести нормирование он боится и надеется, что повышение цен само собой все решит. Вот увидишь, еще до конца года бензин без свинца будет стоить полтора доллара.

— И люди будут платить, — говорит Гарри: с годами его стало трудно вывести из себя.

Оба умолкают, словно примирив точки зрения, в то время как по шоссе 111 испуганный транспорт вздымает пыль, а нераскупленные «тойоты» в демонстрационном зале распространяют специфический запах новых машин. Десять лет назад у Ставроса был роман с Дженис, женою Гарри. Гарри представляет себе, как Дженис лежит под Чарли, и ему одновременно неприятно и сладко, только, пожалуй, больше сладко. Беря зятя на работу, старик Спрингер спросил его, сможет ли он работать с Чарли. Кролик не понимал, почему, собственно, нет. Однако, почувствовав, что тут можно кое-что выторговать, он сказал, что готов работать вместе с Чарли, но не под ним. «Об этом не может быть и речи, ты будешь подчиняться только мне, пока я тут, на земле, — обещал ему Спрингер, — вы просто будете работать бок о бок».

И вот бок о бок они ждали покупателей и в дождь и в солнце, и поругивали придирчивого хозяина, и ежемесячно определяли, какие из подержанных машин никогда от них не уйдут, и соответственно снижали на них цену, чтобы продать по себестоимости и хотя бы окупить затраты на их содержание. Бок о бок страдали они вместе со «Спрингер-моторс», когда в Бруэре появились по лицензии машины «дацун», и потом все те годы, когда люди покупали «фольксвагены» и «вольво», а теперь «хонды» и «ле-кары» — последнее слово по части экономии. За эти десять лет Гарри прибавил в весе тридцать фунтов, тогда как Чарли из коренастого грека, которого, когда он был в темных очках и клетчатом костюме, можно было принять за местного бандита — распространителя подпольной лотереи, превратился в высохшего жучка из тех, что околачиваются на скачках. У Ставроса всегда барахлило сердце — следствие ревматизма, перенесенного в детстве. В свое время Дженис как раз и купилась на это — на эту слабость, сидевшую в нем, несмотря на могучую грудь. И вот теперь, подобно трещине в хрустале, разбегающейся во все стороны, болезнь сказалась и на внешнем облике: он стал похож на высохшего, исправившегося пьяницу, который повседневно печется о своем здоровье. Его брови, которые, словно железный прут, пересекали раньше лицо, разделились на два черных самостоятельных куста, точно мазки углем на лице клоуна. Баки у него поседели, а на макушке появилась будто наведенная краской широкая черная полоса.

Каждое утро, не успев войти в помещение, Чарли снимает свои лиловые очки в черной роговой оправе и надевает другие, с янтарными стеклами, и топчется целый день по магазину, точно этакий старый седеющий горный баран, который боится поскользнуться на уступе и свалиться в пропасть. «Будете работать бок о бок, обещаю». Когда старина Спрингер давал такое обещание, когда он со всей серьезностью о чем-либо говорил, розовые пятна на его лице становились ярко-красными, а губы поджимались, обнажая зубы, так что казалось, будто перед тобой череп. Зубы были грязно-желтые, с прокладками из пластмассы, и усы у него всегда были не совсем ровно подстрижены и не совсем чистые.

Господи, его уже нет в живых. Мертвецов становится все больше, и они смотрят на тебя, умоляя присоединиться к ним, обещая, что все будет в порядке, — там, внизу, так мягко лежать. Папа, мама, старик Спрингер, Джилл, малютка, которую то недолгое время, что она прожила, звали Бекки, Тотеро. На днях умер даже Джон Уэйн. Страница некрологов каждый день пополняется новыми именами, урожай их бесконечно богат — мелькают лица старых учителей, покупателей, местных знаменитостей вроде него, они на миг появляются и исчезают навеки.

Впервые со времен детства Кролик счастлив — просто от сознания, что жив. И он говорит Чарли:

— Я так считаю: нефть подойдет к концу вместе со мной — этак в году двухтысячном. Вроде бы смешно говорить такое, но я рад, что живу в наше время. Эти ребята, которые идут нам на смену, им же достанутся крохи со стола. А у нас был полный обед.

вернуться

1

Исследовательская орбитальная станция: в 1973—1974 гг. приняла три экспедиции; в 1979 г. законсервированная станция начала терять высоту и сгорела в плотных слоях атмосферы. — Здесь и далее примеч. пер.