— А что это за «Собакотерапия»? — интересуется Банни, и Антуан объясняет:
— Тусишь с собакой. Гладишь ее и все такое.
Собака эта — не просто собака, у нее имеется документ, удостоверяющий, что она неизменно доверчива и дружелюбна и в то же время не сходит с ума от счастья, как некоторые другие дружелюбные собаки, когда ее гладят по голове. Собака-соцработник обучена не лаять, не рычать, не хватать ничего зубами и не унывать.
— Ладно, — говорит Банни, — пойду на «Собакотерапию».
— Вот и славно. Это отличный пес, — Антуан указывает рукой на скамейку, стоящую напротив стены с Расписанием. — Присядьте пока. Его должны вот-вот привести.
Банни следит за настенными часами. Минута. Четыре минуты. Десять минут. Она прождала уже почти двадцать минут, когда вернулся Антуан и сообщил:
— Слушайте, я только что с ними разговаривал. Сегодня собаки не будет. Не хотите ли попробовать заняться «Декоративно-прикладным искусством»? — Антуан запускает руку в карман и достает оттуда салфетку.
— Возьмите, — говорит он, — вытрите глаза, они у вас слезятся. Ну же. Я вас туда отведу.
Вокруг стола, предназначенного для «Декоративно-прикладного искусства», сидят девять психов и что-то к чему-то приклеивают. Банни садится рядом с той девушкой, у которой заначка из являющегося ее частной собственностью арахисового масла. Преподавательница, которая вовсе и не преподавательница, а социальная работница, прошедшая курс арт-терапии, кладет перед Банни квадратный лист фанеры и чашу, наполненную мелкими мозаичными плитками: белыми, крапчато-бежевыми и черными, плюс там еще парочка красных плиток и до кучи одна чирково-голубая плитка.
— Вам раньше приходилось чем-то подобным заниматься? — спрашивает преподавательница.
В третьем классе на занятиях по декоративно-прикладному искусству три пятничных утра подряд, между десятью часами и полднем, Банни вместе с одноклассниками приклеивала миниатюрные мозаичные плитки к выделенным для этого квадратным листам фанеры. К четвертой пятнице клей между плитками просох, и детям было разрешено взять свои произведения домой.
Банни выбрала для возвращения домой не самый короткий маршрут. Дойдя до перекрестка Аллен-стрит и Нельсон-роуд, она остановилась. Порыскав глазами во всех направлениях и убедившись, что ее никто не видит, присела на корточки возле люка ливневой канализации. Будто избавляясь от следов преступления или чего-то постыдного, просунула свою фанерку с приклеенной к ней мозаикой сквозь широкую железную решетку люка. С глухим, вызывающим чувство удовлетворения всплеском фанерка бултыхнулась в темную сточную воду и поплыла среди гниющих позднеосенних листьев.
Потом, в третьем же классе, на занятиях по декоративно-прикладному искусству дети изготавливали стаканчики для карандашей из пустых консервных банок из-под супа.
Не испытывая ни энтузиазма, ни вдохновения, Банни, вместо того чтобы выбирать мозаичные плитки в соответствии с каким-нибудь воображаемым рисунком, просто загребает их из чаши в кулак, как миндаль на вечеринке. А потом, не задумываясь о том, что из этого получится, и не стараясь расположить плитки по соседству друг к другу, приклеивает их к фанере. Ничто не указывает на намерение довести этот декоративно-прикладной проект до конца. Разумеется, неспособность доводить до конца простые задачи является широко известным признаком депрессии, но это может также быть признаком и кое-чего другого, например невысокой ценности самой задачи.
Полная девушка пристально разглядывает Баннину мозаику.
— Это по-настоящему круто, — говорит она. — Можно я возьму ее себе?
То, что девушка видит и считает крутым, а Банни не видит, — это плитки мозаики, расположенные на доске так, будто это буквы, образующие слова, составляющие стихотворение.
xxxxx xx
xxx
xx xxxx
Стихотворение из серии «Идите вы все на хрен».
Кем бы ты ни был, это время для тебя плохое. Прыщи, угри, растительность на лице, на груди, на лобке, под мышками, сиськи на виду у всех, выпадающие из трусов яички (выпадающие? выпадающие каким образом?), и какой у этого всего несвежий запах! Принюхайся к своим подмышкам, нюхни свои трусики, носки, защитный бандаж, а если ты истекаешь кровью сквозь тампон, бездомные собаки проводят тебя до дома. Никто тебя не любит, никто не понимает. Друзей нет. Просто чудо, что ты еще с собой не кончаешь.