— Он бы ее расколол, как дыню.
Между прочим, котам, поскольку они не могут иметь личных отношений с Иисусом, вход в Царство небесное заказан. Это касается и всех других животных, кроме лошадей. Лошади в раю нужны, чтобы возить колесницы.
Земляничное мороженое
Когда Банни проскальзывает внутрь и садится на ближайший к двери стул, «Когнитивно-поведенческая терапия (БДР)» уже началась. Два одинаковых дивана, обитых молочно-коричневой тканью с вкраплениями горчично-коричневого цвета (для живости), и три совершенно выцветших, когда-то оранжевых, пластмассовых стула образуют нечто вроде полукруга. Женщина, ведущая в этой группе занятие, расположилась перед пациентами таким образом, что напоминает воспитательницу в детском саду, читающую детям книжку. На ней белый халат.
Все врачи в психиатрическом отделении носят белые халаты, а также стетоскопы, свисающие с шеи, как небрежно повязанный шарф. Они этими стетоскопами никогда не пользуются, но все равно носят их поверх своих белых халатов, напоминая папу римского, который носит сутану и кольцо. У этой женщины стетоскопа нет. Хотя планшет с листами бумаги у нее на коленях выглядит официально, он отнюдь не для того, чтобы записывать важную информацию или ставить галочки в соответствующих квадратиках. Скорее это шпаргалка с вопросами и пометками для предстоящего обсуждения. Даже несведущему очевидно, что перед ним свежеиспеченная социальная работница. У нее широченная улыбка. На ней туфли от «Тэлботс». Она ужасно боится.
— Добро пожаловать в нашу группу. — Женщина поднимает руки, образуя ими всеохватывающий круг, как будто поет: «Весь мир в Его руках», и спрашивает:
— Вас зовут…
— Банни.
— Банни? — Ее голос заметно оживляется. — Это ваше настоящее имя? — Соцработница, ни на йоту не обладающая восприимчивостью, нужной для того, чтобы прочитать выражение лица Банни, продолжает: — Или это вас так ласково называли в детстве, типа вы были такой симпатяшкой, как крольчонок Банни?
Для того, кто находится в психбольнице, вставать со стула и посылать его ногой через всю комнату, словно футбольный мяч, — не самый мудрый поступок. Банни сжимает кулаки, ногтями впившись в ладони, и вгрызается зубами в язык, и ей кажется, будто они у нее мелкие и острые, как у рыбы. Безумие поглощается физической болью от причиненного самой себе вреда, и Банни не съезжает с катушек.
— Ну ладно. Меня зовут Кэролин. Рада с вами познакомиться.
Кэролин демонстрирует такой напор представителя некой Высшей силы, что это вызывает тревогу.
— А теперь давайте все вместе пройдемся по комнате и представимся Банни.
— Она нас уже знает, — говорит Чэз.
— Ну, может, не всех из вас.
Чэз категоричен:
— Она всех нас знает.
— Тогда ладно. — Кэролин слегка меняет позу, чтобы казаться выше на своем стуле. — Прежде чем мы продолжим то, на чем остановились в прошлый раз, может, у кого-нибудь есть какие-либо вопросы?
У Банни есть вопросы, целый ряд вопросов, и все они взаимосвязаны: почему многое здесь кажется таким странным? почему вместо еды подают помои? почему выбрана такая цветовая гамма? почему всё: стены, мебель, ковровые покрытия, шторы — таких цветов, что, будь это коробка цветных мелков, эти цвета назывались бы «апатичный», «безнадежный», «цвет кислого молока»? почему единственное яркое цветовое пятно — голубые носки у психов, да и то, когда им их выдают, подавляющая часть этих носков одинакового песочно-коричневого оттенка? если окружающие нас предметы так безумно депрессивны, как можем не быть депрессивными мы сами?
Однако вопрос «Может, у кого-нибудь есть какие-либо вопросы?» на самом деле вовсе не вопрос, а подводка в форме вопроса. «Тогда ладно. Отлично. Продолжим то, на чем мы остановились в прошлый раз. Эдвард рассказывал нам про своих детей и о том, как он собирается заново с ними познакомиться в позитивном ключе». Эдвард — один из тех трех мужчин, что сидели за столом вместе с Банни в ее первый вечер в больнице. Сейчас он кажется несколько настороженным, но не более того.
— Алише всего пять. Эрику три. — Эдвард как будто умоляет не подвергать его детей опасности, словно их держат в заложниках или типа того. — Он маленький ребенок. Они не видели меня почти три месяца. Трехлетний Эрик не помнит даже того, что произошло вчера, — голос его дрогнул, — он забудет, кто я такой. Алиша будет меня бояться. — Эдвард ссутуливается и обхватывает голову руками. Жанетт похлопывает его по спине, несмотря на то что для этого приходится его касаться. Кэролин либо не знает, что касания НЕ РАЗРЕШЕНЫ, либо слишком напугана, чтобы велеть Жанетт это прекратить. Плач Эдварда усиливается. Жанетт продолжает похлопывать его по спине, причем с Банниного места это выглядит так, будто Жанетт об него трется, хотя Эдвард, кажется, этого не замечает. Кэролин говорит ему, что его страхи безосновательны.