Жанетт отталкивает тарелку:
— Не лезет. Они ее увезли. Мою деточку. — Жанетт вытирает нос салфеткой. — Мою Нину. Увезли в Бостон в какую-то больницу. К какому-то специалисту.
— В «Маклинс», — говорит Джош и, словно это что-то объясняет, добавляет: — Я учился в юридической школе неподалеку.
Джош — юрист? Как странно. Странно не то, что он юрист, странно то, что Банни до сих пор ничего такого про него не знала. На любой вечеринке можно взять секундомер и начать отсчет: с момента знакомства до того момента, как он успеет тебе все это рассказать — что он юрист, специалист по такому-то праву, учился в такой юридической школе, был (или не был) среди лучших выпускников на своем курсе, — пройдет меньше сорока секунд. Как же так: уже столько недель они вроде соседей по двухъярусной кровати в казарме, вместе проходящих учебку для психов, а она почти ничего не знает о практической стороне жизни Джоша за воротами больницы? Как же это ей ни разу не приходило в голову, что у него есть какая-то другая жизнь, да и он почти ничего не знает о ее жизни за пределами этой территории беспросветного отчаяния? Почему бы им не занять себя вежливой беседой в духе коктейльной вечеринки? Не выявить общие интересы и общих друзей? Может, они не делают этого потому, что это бы ничего не изменило? А может, потому, что кроме факта их нахождения здесь всем остальным знать про них ничего и не надо?
Было лето, вечер, и в холодильнике лежала спелая мускусная дыня. Я лежала, распластавшись, на диване; кажется, я смотрела телевизор, потому что чувствовала себя слишком усталой, чтобы держать перед собой открытую книгу, — как будто в моих венах текла не кровь, а свинец. Слишком усталой без всякой на то причины, кроме связанной с временем года праздности. Диван был хоть уже и потертым, но еще не изорванным в клочья, потому что наша тогдашняя кошка Анджела, наш ангелочек, пользовалась когтеточкой, в отличие от нашего нынешнего кота Джеффри, который звезд с неба не хватает и вместо когтеточки пользуется диваном, отчего тот превратился в руины. Почему Джеффри считает необходимым точить когти, я понять не могу. Он совершенно ими не пользуется; впрочем, сейчас я понимаю, что и Анджеле когти были абсолютно не нужны.
Поскольку я не могла настолько собраться с силами, чтобы заставить себя встать с дивана, то попросила Альби, если он будет резать дыню, принести кусок и мне.
— На тарелке, — вынуждена была я уточнить.
— Сейчас, — ответил Альби и, к моему удивлению, тут же встал со стула и отправился на кухню. Мое удивление было связано с тем, что он не сказал: «Сейчас. Одну минутку». Для Альби оторваться от дела, которым он в данный момент увлечен, смерти подобно, как будто даже секундная пауза станет точкой невозврата. Можно было даже не сомневаться, что его «минутка» продлится намного дольше шестидесяти секунд. Да и вообще, Альби — мастер тянуть резину. К примеру, когда мы въехали в нашу первую совместную квартиру, спальня в ней крайне нуждалась в покраске, однако Альби велел мне не беспокоиться и никого не нанимать.
— Я сам покрашу, — сказал он.
— Когда? — поинтересовалась я.
— Скоро, — ответил Альби.
Надо ли говорить, что, когда мы выезжали из этой квартиры почти три года спустя, спальня все еще нуждалась в покраске? Однако наиболее ярко дар Альби бесконечно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и его непробиваемая сосредоточенность на поставленной им самим задаче проявили себя, когда я болела гриппом, который, по моему мнению, мог быть самым тяжелым из всех случаев, когда-либо фиксировавшихся в статистике заболеваний гриппом.
В голове моей звенело, меня бил жуткий озноб, а наглухо забитая носовая полость не впускала и не выпускала ни молекулы воздуха. С трудом встав со своего одра, на котором я лежала под стук бьющегося об оконное стекло холодного ноябрьского дождя, я доплелась до кухни, где Альби, сидя за обеденным столом, готовил слайды для лекции про эволюционную адаптацию морских млекопитающих, ареалом обитания которых является Северный Ледовитый океан; Альби был бы более чем счастлив ответить на любые мои вопросы по этой теме. У меня, однако, в тот момент был лишь один вопрос: не сходит ли он в аптеку за «Найквилом».
— Разумеется. Подожди минутку, — услышала я в ответ.
Десять минут спустя я снова к нему обратилась, и снова он ответил: «Разумеется. Минутку»; и так продолжалось до тех пор, пока не стало очевидно, что эта «минутка» настанет не раньше чем завтра. Пусть и с громадными усилиями, но я оделась, а когда шла мимо кухни, Альби оторвался от слайдов и спросил: