В шесть утра с минутами уцелевшие на льду части 32-й и 187-й бригад ворвались в Кронштадт. Встреченные пулеметным и артогнем, залегли. Завязался долгий бой у Петроградских ворот, на восточных улицах города.
Тем временем части Северной группы заняли форт номер семь, а к 8 часам утра – и номер шестой. Отдельный батальон двинулся, в обход фортов, к Котлину, к северным улицам Кронштадта, а остальная часть группы направилась к фортам пять и четыре. Продвижение шло медленно, тяжелые батареи Тотлебена и Обручева (форт Красноармейский) крушили лед, опустошали наступающие цепи. Из резерва был направлен на помощь Севгруппе курсантский полк. Наконец, к двум часам дня группа, ценой больших потерь, овладела северными номерными фортами. Их орудия – те, что оказались исправны, – были развернуты и открыли огонь по фортам Красноармейскому и Тотлебен.
Командарм Тухачевский приказывал «решительно развить первоначальный успех штурма… сегодня же окончательно завладеть городом и ввести в нем железный порядок…»
Но «завладение» Кронштадтом шло чрезвычайно тяжело. Сводные команды матросов с кораблей, из школ учебного отряда и сухопутные части крепости сопротивлялись натиску «Тухача» изо всех сил – отступать-то было некуда. У Петроградских ворот, в восточной части Петровской улицы, на Богоявленской, Песочной, Большой Екатерининской продвижение штурмующих полков было надолго остановлено. Били пулеметы, вели винтовочный огонь чуть ли не из всех дворов, из окон. Из резерва Седякин бросил в бой 80-ю бригаду и кавалерийский полк.
Заволокло дымом, оглушило грохотом оружия мятежный город Кронштадт.
Потери были огромные. Военком 79-й бригады доносил, что полки бригады проявили выдающийся героизм, что «в строю осталось ½ состава штыков. Выбыло 4/5 комсостава, ⅔ комиссарского состава»…
Из Ораниенбаума на обозных лошадях, на подводах доставляли штурмующим полкам боеприпасы и продовольствие – хлеб, консервы, остывший чай в котелках. На обратном пути обозные подбирали со льда раненых и убитых. Но разве подберешь всех, кого огонь разбросал на смертных верстах?
А день клонился к вечеру, и все яснее становилось штабу обороны, что положение – катастрофическое. Переутомленность защитников крепости в непрерывных боях явно нарастает, резервы исчерпаны, идут доклады о порче многих орудий от огромного числа выстрелов. Конечно, переутомлены и штурмующие войска, но к ним прибывают свежие силы, их численный перевес очевиден.
Кронштадт – не удержать...
Что же делать? Сражаться до последнего патрона и пасть в уличном бою к ногам красноармейцев? Быть захваченным в плен, что означает неминуемый расстрел и гниение в яме общей могилы?
Нет. Штаб принимает труднейшее решение: всем составом бойцов, обороняющих Кронштадт, интернироваться в Финляндию.
– Я не приму участие в бегстве, – сказал Козловский.
– Это не бегство, Александр Николаевич, – возразил Соловьянов, дымя папиросой. – Это отступление.
– И вы думаете, финны встретят массу беженцев с улыбкой?
– Улыбок не будет. Интернирование – это трудная жизнь по законам военного времени. Но – жизнь. Мы предъявим финнам официальное обращение к коменданту Карельского военного сектора. С изложением мотивов, вынудивших нас к переходу границы. Это обращение подпишете вы.
– Я всего лишь начальник артиллерии Кронштадта.
– Нет, Александр Николаевич. Так получилось, что вы объявлены вождем восстания…
– Нет никакого вождя! – резко сказал Козловский. – Есть самозваный ревком во главе с матросом Петриченко. А мы согласились с ним сотрудничать, потому что…
– Перестаньте! – Соловьянов ткнул в пепельницу недокуренную папиросу. – Восстание связано с вашим именем. Да, указали на вас большевики, но так получилось, что во всем мире… Ну, сами знаете! – сказал он раздраженно. – Так сложилась у вас судьба.
– Судьба… – Козловский отвернулся к окну, за которым угасал расстрелянный день. Отчетливо доносились снаружи пулемётные строчки. – Не надо про судьбу… Есть давно известное средство против любой судьбы…
– Не имеете права! – выкрикнул Соловьянов. И после недолгой паузы: – Александр Николаевич, вы не можете уйти от своей ответственности. Тысячи людей перейдут границу. Финские власти не захотят вести переговоры с матросами. А с вами – будут. Именно с вами.
Козловский потер глаза, красные от затяжного недосыпания. Потеребил седую бородку.