Вынужденный покинуть свою главную базу, флот готовится снять ее защитников с пылающего островка суши.
Наверное, никогда не видел таллинский рейд такого скопления кораблей. Их темно-серые силуэты почти слились с фоном задымленных берегов. Тут флагман флота — новейший крейсер «Киров». Он лишь недавно, во главе отряда легких сил, вернулся в Таллин из Рижского залива. Обычный выход из залива — Ирбенский пролив — был заперт немецким минным заграждением. Пришлось идти мелководным проливом Мухувяйн — он же Моонзунд, — его промерили, обвеховали, углубили землечерпалками, чтобы пробить «Кирову» фарватер. Провели крейсер впритирку — и вот он тут, на просторном рейде главной базы.
«Ах, хорош!» — думает старший лейтенант Козырев, с мостика базового тральщика «Гюйс» наведя бинокль на крейсер. Ничего лишнего. Строен и подтянут, как призовой скакун… Не повезло мне (думает Козырев) — рвался на большие корабли, ну пусть не на крейсер, о таком счастье и мечтать нечего, а хотя бы на эсминцы… Нет, попал на тральщик. Спасибо еще, что на БТЩ — новый, быстроходный. А то ведь мог, как миленький, загреметь на катера, на всякую мелочь вспомогательную…
Он ведет бинокль по рейду. Вон стоят два братца-лидера «Ленинград» и «Минск», систершипы, как говорят на британском флоте. Нет такой величавой мощи, как у крейсера, но тоже ничего. Хорош этот резкий переход от острых вертикалей к горизонталям торпедных аппаратов. А вот эсминец седьмой серии — фок-мачта и труба у него как бы откинуты назад, и это придает кораблю особую выразительность, нацеленность на быстрое движение. Еще эсминец, и еще… много их тут, заветных, на рейде… Ну, это «Яков Свердлов», старый миноносец «Новик» — по высоким трубам видно. Никак не отпустят тебя, старина, на пенсию…
Одна из переговорных труб гнусаво свистнула. Козырев выдернул из раструба пробку, отрывисто бросил:
— Вахтенный командир.
— Андрей Константиныч, — услышал он вежливый баритон инженера-механика, — сколько времени мы простоим на рейде?
— Я не командующий флотом. Что стряслось, механик?
— Понимаете, только что обнаружили на левом дизеле трещину на крышке шестого цилиндра.
Козырев чертыхнулся. Механик на тральце новый, свежеиспеченный, прямо из Дзержинки — дело знает, но очень уж такой… не тронь меня… шпак окаянный…
— Когда вы научитесь, механик, докладывать коротко и точно? Что собираетесь предпринять?
— Придется снять крышку и поставить запасную.
— Сколько времени займет?
— Часа три.
— Начинайте немедля. Я доложу командиру.
Жалко будить командира. Трое суток тот на ногах… да не трое, а, в сущности, все шестьдесят: тральщик с первого дня войны на ходу. А когда корабль в море, командиру спать не рекомендуется. С ним-то, Козыревым, командиру спокойно — может урвать часок-другой. Знает, что он, Козырев, на мостике ушами не хлопает.
Ого, как усилился огонь. По всему рейду рвутся снаряды, вскидываются водяные столбы. Метят немцы, ясное дело, в «Киров», но огонь, в общем-то, ведут слепой: корректировщики, болтающиеся на аэростатах, плохо видят задымленный рейд.
Слепой-то слепой, но как бы не шарахнуло…
Жалко будить командира — а надо. Каждую минуту может понадобиться ход, а тут эта чертова крышка цилиндра. Хорошо хоть, что поломку обнаружили не в походе. Тралец всего несколько часов как пришел с моря, из Куресааре — зеленого городка на острове Эзель. Тишина там стояла удивительная — будто по ту сторону войны.
Канонада нарастает, в сплошном гуле взрыкивают басы крупных калибров — и вдруг все тонет в долгом раскатистом грохоте. Козырев вскидывает бинокль в сторону взрыва. Где-то над кранами и пакгаузами вымахнул толстый клубящийся дым, в нем мелькают быстрые красные вспышки, что-то там продолжает взрываться.
Сигнальщик Плахоткин докладывает:
— В Купеческой гавани — сильный взрыв!
Ну вот, не надо будить командира, сам пожаловал. Всего часок «придавил ухо» капитан-лейтенант Олег Борисович Волков. Крупный, широколицый, он поднимается на мостик. Затяжной недосып не берет командира. Загорелые щеки гладко выбриты — когда успевает только? Светло начищены пуговицы на кителе, обтягивающем могучий торс.
Козырев кратко докладывает обстановку. Услышав о крышке цилиндра, командир проводит по лицу ладонью, будто остаток сна сбрасывает, и говорит: