– Что вы думаете о моем брате, сэр? – спросил он, сообразив в конце концов, что делает, оставил печку в покое и достал с полки футляр с кларнетом.
– Мне было очень приятно, – сказал Артур, застигнутый врасплох, так как он думал о том брате, который находился перед ним, – мне было очень приятно найти его здоровым и бодрым.
– А! – пробормотал старик – Да, да, да, да, да.
Артур недоумевал, зачем ему понадобился футляр с кларнетом. Но ему понадобился вовсе не футляр.
В конце концов он заметил, что это футляр, а не пакетик с нюхательным табаком (тоже лежавший на полке), положил его обратно, достал пакетик и угостился понюшкой. И в этом он был так же медлителен, неповоротлив и вял, как во всех своих действиях, хотя легкая дрожь удовольствия тронула его старческие дряхлые мускулы в уголках рта и глаз.
– Эми, мистер Кленнэм. Что вы о ней думаете?
– Она произвела на меня глубокое впечатление, мистер Доррит, и я много думал о ней.
– Мой брат совсем бы пропал без Эми, – сказал старик. – Мы все пропали бы без Эми. Она очень хорошая девушка. Она исполняет свой долг.
Артуру послышался в этих похвалах, как вчера в похвалах другого брата, равнодушный тон привычки, возбуждавший в нем глухое чувство протеста и негодования. Не то чтобы они скупились на похвалы или не чувствовали того, что она делала для них, но они так же легко привыкли к этому, как и к остальным условиям своего существования. Хотя им каждый день представлялась возможность сравнивать ее с любым из них самих, тем не менее они, как ему казалось, считали ее положение совершенно нормальным и воображали, что ее роль в семье так же естественно принадлежит ей, как имя или возраст. Ему казалось, что в их глазах она вовсе не представляла чего-то необычайного для тюремной атмосферы, напротив – была ее принадлежностью, на которую они имели право рассчитывать.
Дядя снова принялся за свой завтрак – жевал хлеб, обмакивая его в кофе, забыв о своем госте, когда колокольчик позвонил в третий раз. Это, по его словам, была Эми, и он отправился впустить ее, что, впрочем, не помешало посетителю так ясно видеть перед собой его испачканные руки, грязное изможденное лицо и дряхлую фигуру, словно он все еще сидел на стуле.
Она явилась вслед за ним в своем всегдашнем скромном платье и со своей всегдашней боязливой манерой. Ее рот был чуть-чуть открыт, как будто сердце билось сильнее обыкновенного.
– Мистер Кленнэм, Эми, – сказал дядя, – дожидается тебя уже несколько времени.
– Я взял на себя смелость послать вам записку.
– Я получила ее, сэр.
– Вы не пойдете сегодня к моей матери? Кажется, нет, потому что назначенный час уже прошел.
– Сегодня не пойду, сэр. Сегодня меня не ждут там.
– Могу я пройтись с вами? Я мог бы поговорить с вами на ходу, не задерживая вас здесь и не стесняя вашего дяди.
Она выглядела смущенной, но все же согласилась. Он сделал вид, что отыскивает палку, чтобы дать ей время поправить растрепанную постель, ответить на нетерпеливый стук сестры в стенку и сказать несколько ласковых слов дяде. Затем он нашел палку, и они спустились с лестницы: она впереди, он за нею; дядя же стоял на пороге и, по всей вероятности, забыл о них раньше, чем они сошли вниз.
Ученики мистера Криппльса, собравшиеся тем временем в школу, бросили тузить друг друга книгами и сумками (их обычное утреннее развлечение) и уставились на незнакомца, который был в гостях у Грязного Дика. Они молча созерцали это зрелище, пока таинственный посетитель не отошел на значительное расстояние, а затем разом подняли визг, сопровождавшийся градом камней и самыми выразительными танцами, словом, зарыли трубку мира с такими дикими церемониями, что если бы мистер Криппльс был начальником племени крипльуэев в полной военной татуировке, они не могли бы лучше поддержать честь своего наставника.
Под звуки этих приветствий мистер Артур Кленнэм предложил Крошке Доррит руку, и Крошка Доррит приняла ее.
– Не пройти ли нам по Железному мосту, – сказал он, – там не так шумно.
Крошка Доррит сказала «как хотите» и выразила надежду, что он «не обижается» на мальчиков мистера Криппльса, прибавив, что сама она училась в вечерней школе этого педагога. Он возразил совершенно искренно, что прощает мальчиков мистера Криппльса от всей души. Таким образом мистер Криппльс, сам того не зная, разбил лед между ними и послужил причиной их сближения.