Мистер Артур Кленнэм в пятый раз явился к мистеру Титу Полипу в министерство околичностей. При прежних посещениях ему приходилось дожидаться последовательно: в зале, в прихожей, в приемной, в коридоре, где, казалось, разгуливали ветры со всего света. На этот раз мистер Полип отсутствовал. Но посетителю сообщили, что другое, меньшее светило, Полип-младший, еще сияет на официальном горизонте.
Он выразил желание побеседовать с мистером Полипом-младшим и был допущен к нему в кабинет. Этот юный джентльмен стоял перед камином, опираясь позвоночником о каминную доску и подогревая икры перед отеческим огнем. Комната была очень удобна и прекрасно меблирована в официальном стиле. Все в ней напоминало об отсутствовавшем Полипе. Толстый ковер, обитая кожей конторка, за которой можно было заниматься сидя, другая обитая кожей конторка, за которой можно было заниматься стоя, чудовищных размеров кресло и каминный ковер, экран, вороха бумаг, запах кожи и красного дерева и общий обманчивый вид, напоминавший, как не делать этого.
Присутствовавший Полип, который в настоящую минуту держал в руке карточку мистера Кленнэма, обладал младенческой наружностью и деликатнейшим пушком, заменявшим бакенбарды. Глядя на его подбородок, вы бы, пожалуй, приняли его за неоперившегося птенчика, который непременно погиб бы от холода, если бы не поджаривал свои икры у камина. На шее у него болтался огромный монокль, но, к несчастью, орбиты его глаз были настолько плоски и веки так слабы, что монокль постоянно выскакивал и стукался о пуговицы жилета, к крайнему смущению своего владельца.
– О, послушайте, постойте! Мой отец ушел и не будет сегодня, – сказал Полип-младший. – Может быть, я могу заменить его?
(«Клик!» Монокль вылетел. Полип-младший в ужасе разыскивает его по всему телу и не может найти.)
– Вы очень любезны, – ответил Артур Кленнэм. – Но я бы желал видеть мистера Полипа.
– Но послушайте, постойте! Вам ведь не назначено свидание? – возразил Полип-младший.
(Он успел поймать монокль и вставить в глаз.)
– Нет, – сказал Артур Кленнэм. – Именно этого я бы и желал.
– Но послушайте, постойте! Это официальное дело? – спросил Полип-младший.
(«Клик!» Монокль снова вылетел. Полип-младший так занят поисками, что мистер Кленнэм считает бесполезным отвечать.)
– Это, – сказал Полип-младший, обратив внимание на загорелое лицо посетителя, – это не насчет грузовых пошлин или чего-нибудь подобного?
(В ожидании ответа он раздвигает рукой правый глаз и запихивает туда монокль с таким усердием, что глаз начинает страшно слезиться.)
– Нет, – сказал Артур, – это не насчет грузовых пошлин.
– Так постойте. Это частное дело?
– Право, не знаю, как вам сказать. Оно имеет отношение к мистеру Дорриту.
– Постойте, послушайте! Если так, вам лучше зайти к нам на дом. Двадцать четыре, Мьюс-стрит, Гросвенор-сквер. У моего отца легкий приступ подагры, так что вы застанете его дома.
(Несчастный юный Полип, очевидно, совсем ослеп на правый глаз, но ему было совестно вынуть монокль.)
– Благодарю вас. Я отправлюсь к нему. До свидания.
Юный Полип, по-видимому, не ожидал, что он так скоро уйдет.
– Вы совершенно уверены, – крикнул он, очевидно не желая расставаться со своей блестящей догадкой и останавливая гостя, когда тот уже выходил за дверь, – вы совершенно уверены, что это не имеет отношения к грузовым пошлинам?
– Совершенно уверен.
С этой уверенностью и искренним недоумением, что же случилось бы, если бы его дело имело отношение к грузовым пошлинам, мистер Кленнэм ушел продолжать свои поиски.
Мьюс-стрит на Гросвенор-сквер, собственно говоря, находилась не совсем на Гросвенор-сквер, но очень близко от него. Это была даже не улица, а скорее отвратительный глухой переулок, заваленный навозными кучами, застроенный конюшнями и каретными сараями; над ними, на чердаках, ютились кучерские семьи, одержимые страстью сушить белье, вывешивая его из окон. Главный трубочист этого фешенебельного квартала жил на глухом конце переулка, тут же находилось заведение, усердно посещавшееся по утрам и в сумерки, тут же был сборный пункт местных собак. Но у входа на Мьюс-стрит стояли два-три домика, сдававшиеся за огромную цену ввиду своей близости к фешенебельному кварталу, и если какой-нибудь из этих жалких курятников пустовал (что, впрочем, редко случалось, так как они разбирались нарасхват), то агент по продаже домов немедленно печатал объявление о сдаче внаем барского дома в самой аристократической части города, населенной сливками высшего света.