Нервный издёрганный блондин с шелушащейся от солнца кожей лица, Алексей Константинович Бурлаков сидел в торце стола, полностью передав бразды правления старшей сестре. Он больше всего хотел как можно скорее завершить вечернюю планёрку и уйти из осточертевшей библиотеки, приняв хоть какое-то решение.
Алёша с раннего детства привык к действенной помощи Маши, и сейчас надеялся только на неё. Такое ужасное событие, как попытка самоубийства восьмилетнего мальчика, находящегося в данный момент под его ответственностью, требовало срочных оргвыводов. Таких, которые избавили бы от неприятностей лично директора, и не повредили его репутации, дальнейшей карьере. Не испортили имидж, не заронили в головы начальников никаких сомнений…
Ладно, что ребёнок остался жив, отделался синяками и ссадинами, не сломал ни руку, ни ногу. Но факт остаётся фактом. В лагере только об этом и говорят. А скоро — новый родительский день. И первое, чем огорошат пап и мам их оболтусы, будут рассказы о Денисе Оленникове, да ещё во всех подробностях. Обычно последствиями общения воспитанников с родителями были только рвота и понос от перекорма. А теперь, скорее всего, последуют более серьёзные неприятности…
Мария Константиновна, похоже, уже приняла решение, и потому смело смотрела на собравшихся, не испытывая никаких сомнений. Ей жутко было даже представить себе, как в подобной ситуации бедный братишка обошёлся бы без неё. Возможно, у Алёши случился бы эпилептический припадок, или снова отнялась речь. Но, к счастью, рядом была она, любящая сестра, способная найти выход из самого безнадёжного положения.
Маркона резко захлопнула окно, чтобы в библиотеке не слышали легкомысленную песенку бременских музыкантов и не отвлекались от животрепещущей темы. Но эта предосторожность всем показалась излишней. Первый в истории лагеря, пусть и неудачный, суицид прочно завладел умами и сердцами вожатых, детей, а также прочего персонала. И говорили о Денисе во всех пятнадцати отрядах.
В библиотеке же, как только Маркона захлопнула створки окна, стало, несмотря на поздний вечер, невыносимо жарко. По лицам собравшихся заструился пот. Вожатый первого, самого старшего отряда, двухметровый тяжелоатлет Боря Артемьев за спиной Марконы протянул руку и пихнул обе рамы кулаком.
Бурлакова возвышалась над длинным исцарапанным столом в позе полководца, докладывающего своему штабу план решающего сражения. Круглолицая, с обесцвеченными вьющимися волосами и победоносной полуулыбкой на ярко-розовых блестящих губах, Маркона сильно напоминала бодливую корову. Она смотрела на собравшихся то ли загадочно, то ли презрительно, как будто одна знала некую важную тайну. Карие волоокие глаза могли бы показаться красивыми, если бы не их выражение — глуповатое и заносчивое. Портил картину и широкий курносый нос, через ноздри которого, казалось, можно было увидеть мозг великого психолога.
Фигура у Марконы была хорошая — сильная, крепкая. Покатые плечи, объёмистые бёдра и ноги с тугими икрами указывали на её крестьянское происхождение и соответствующий оному склад ума. Не откажись Маркона от личной жизни в пользу брата, выйди она замуж, нарожай детей — и цены бы ей не было. Особенно где-нибудь в хлеву, на птичнике, на покосе с вилами и граблями Маня Бурлакова смотрелось бы превосходно.
Первоначально для планёрки готовились другие вопросы. Намеревались обсудить поведение детей, причём даже из младших отрядов. Только вот грехи у всех были разные. Один отряд каждую ночь занимался спиритизмом. Другой устроил массовую драку после дискотеки. В третьем девчонки исписывали тетрадки всевозможными пошлостями и гадостями про любовь, поцелуи и прочее. Пятнадцатый отряд проштрафился тоже — посреди ночи детишки носились по коридору, всех будили и просили скорчить смешную рожу.
Перед Марконой в качестве вещдоков лежали тетрадки, фотографии и записочки с признаниями в любви. Кроме того, здесь были отобранная у мальчиков колода карт и даже одна пачка презервативов, правда, не распечатанная. Её, похоже, похоже, забыли на дне рюкзака. Накопились и другие вопросы, требующие срочного решения.
— Вот, пожалуйста!
Маркона ткнула пальцем с длинным алым ногтем в вещдоки, будто не сама притащила их на планёрку. На массивном перстне ярко сверкнул рубиновый кубик.