Что уж так ему не понравилось, не знаю. Ну мини – так ведь не по пейджер. Ну декольте – но трусы через него не видно и грудь не вываливается. Конечно, батюшка Димитрий такую форму одежду тоже вряд ли одобрил бы, но явиться на вечеринку застегнутой под горлышко – значит, стопроцентно обречь себя на насмешки. Оно мне надо?
Все шло по давно сложившемуся сценарию. Сначала парадный съезд с обязательным осмотром вечерних туалетов и украшений, затем поздравительная речь и вручение юбиляру коллективного подарка (в этом раз большой напольной вазы, поддельной китайской). Потом «уста жуют», изощрение в тостах (кто круче!), танцы и флирт. На подобные мероприятия у нас не принято приходить с супругами, исключение делалось только для виновника торжества. Оставшись без семейного присмотра, наши сластолюбивые медики во всю проверяли на практике законы комбинаторики, пытаясь составить из имеющихся в наличии дам и кавалеров наибольшее возможное число временных пар. Одна я выпадала из этой тенденции, чрезвычайно нервируя коллег.
За столом я сидела рядом с Валькой Зайцевым. Он хандрил и мрачно цедил коньяк. Его Аннушка забрала детей, уехала к маме и собиралась подать на развод.
- Помиритесь еще, - пыталась убедить его я, но безуспешно. Валька плакался мне в жилет, пил и жаловался на тоску и безысходность.
Мало помалу его настроением заразилась и я. Почему-то мне стало себя жалко, а в голову полезло, что годы перевалили на четвертый десяток, перспектив никаких, и что с такими принципами я гарантированно останусь одно. И что разврат – это одно, а вполне разумное человеческое желание найти себе пару – совсем другое. Ну и что, что из этого ничего дельного не выйдет? Ну и что, что это очень даже не надолго?
Видимо, кое-что из этих мыслей отразилось на моем лице, потому что Зайцев вдруг перестал грустить. Голос его зазвучал бархатистей, глаза заблестели. И в танце он начал прижимать меня к себе крепче. Я заметила, что наши начали перемигиваться и кивать друг другу в нашу сторону. Тем временем ряды редели. Странно, куда они все подевались? В кафе, на мой взгляд, не было укромных местечек для интима. Или я настолько отстала от жизни, считая, что для этого нужно отдельное замкнутое пространство?
Пора было делать ноги.
- Валь, что-то голова разболелась, - пробурчала я, выбираясь из-за стола. – Поеду-ка я домой.
- Я провожу!
- Да не стоит.
- Стоит, стоит! – настаивал Валька. – Сейчас тачку поймаем.
Такси действительно поймалось очень быстро. А вот дальше началось то, что я вполне могла бы предвидеть, но по дурости упустила из вида, понадеявшись на наши с Валькой приятельские отношения. Нет, действительно, женщина может дружить с мужчиной, только если он монах. Но разве монах будет дружить с женщиной?
Уже в такси Валька норовил меня обнять покрепче и полапать за коленку. Я, как могла, пыталась отодвинуться, не желая устраивать скандал и позориться перед таксистом, который и так тихо посмеивался в усы.
У крыльца Зайцев чрезвычайно удивился и оскорбился, когда я начала прощаться, не пригласив его подняться.
- У тебя что, эти дела? – поинтересовался он.
Надо было кивнуть и ретироваться, но я чего-то застеснялась.
- Катя, ну мы же взрослые люди, - произнес Валька с интонацией, которую добрый доктор обычно адресует малолетнему дебилу. Лично у меня от этой дежурной фразы сводит челюсти. – И чего ты выпендриваешься, не пойму.
- По-твоему, не хотеть случайного секса – это диагноз? – отбросив стеснения, спросила я.
- Что значит «случайного секса»?! – возмутился Валька. – Мы что, с тобой только что в трамвае познакомились?
- А ты не допускаешь, что я могу вообще этого не хотеть? Просто не хотеть? – завопила я, придя в крайнюю ярость от промелькнувшей на заднем плане мыслишки: «А может, не стоит так уж сопротивляться?».
- Ты, Туманова, просто чокнутая!
- А что, нормальная женщина непременно должна хотеть каждого встречного мужчину?
- Нормальные женщины, Катя, не разговаривают с кроссовками, - отрезал Валька и пошел по направлению к автобусной остановке.
В квартиру я вошла вся в слезах.
Валька был абсолютно прав. Нормальные женщины не разговаривают с кроссовками. В том смысле, что у нормальных женщин в моем возрасте обычно имеется семья. Муж и дети-школьники. А если не семья, то хотя бы карьера и сердечный друг. А у ненормальных – скучная работа, пустая квартира и в корне неверные представления о том, каким должен быть настоящий мужчина. Неверные потому, что таких мужчин просто не бывает в природе.
- Катенька, что случилось? – обеспокоенно спросил из кухни Кросс, услышав мои всхлипы.
От этого ласкового «Катенька» мне стало так жалко себя, что я плюхнулась на табуретку, уронила голову на стол и зарыдала в голос, размазывая макияж по лицу, руками и столешнице.
И тут Кросс начал говорить. Что именно – наверно, это трудно передать. Да и не все ли равно? И я уже совсем не обращала внимания, как странно, механически звучит его голос – столько в его словах было нежности, желания утешить, успокоить. В какой-то момент я вообще забыла, кто находится рядом со мной, кто называет меня всеми этими ласковыми именами. Мне показалось вдруг, что рядом тот, кого я так долго ждала. Сильный, смелый, надежный. И в то же время не боящийся быть добрым и нежным.
Все мое существо словно сжалось в комочек, а потом – потянулось навстречу голосу. Легкая дрожь пробежала по спине. Вот-вот теплая тяжелая рука проведет по моим волосам, скользнет по щеке, а потом моих губ коснутся другие губы – и мир исчезнет. Ожидание этого мгновения стало нестерпимым, оно причиняло почти физическую боль. Я открыла глаза.
На подоконнике стояли кроссовки. Белые, с голубыми полосками и грязноватыми шнурками.
Разочарование было таким острым, что захотелось зарыдать снова, еще сильнее. Я набрала побольше воздуха и… расхохоталась.
Все встало на свои места.
Сварив кофе и вытащив из шкафчика «гостевую» бутылку коньяка, который сама потребляю в исключительных случаях, я села за стол и стала рассказывать Кроссу о происшедшем – уже не жалуясь, а посмеиваясь над собой, над Валькой и над коллегами. Реплики Кросса были в том же ключе, и вскоре я опять забыла, что беседую с кроссовками, хотя прекрасный принц с поцелуями мне больше не мерещился. Словно просто болтала с хорошим приятелем. Почти как с Димкой или Ванькой, но не совсем. Димку я давно уже не воспринимала как мужчину. В качестве духовного лица он периодически вправлял мне мозги и выслушивал ворох пакостей, который я тащила ему на исповедь. Поскольку любые другие отношения между нами исключались, я даже о прошлом старалась не вспоминать: с одной стороны, было жаль, что сделала глупость, а с другой, подобные воспоминания только мешали – на той же исповеди или когда, к примеру, надо было поцеловать ему руку при благословении. Хотя еще не известно, стал бы он священником, если бы мы поженились. Скорее, вряд ли. Ну а Котик – тот вообще не мужик, а отросток компьютера.
А с Кроссом я болтала именно как с представителем противоположного пола. И не просто, а который меня заинтересовал. Может быть, я даже строила глазки и по-всякому кокетничала – не помню, потому что была, скажем так, не вполне трезвая. А может, и внешний облик собеседника меня именно поэтому не интересовал? Или уже пошли вариации на тему «Аленького цветочка» и «Красавицы и чудовища»?
- Кошмар! – прервала я свою оживленную болтовню. – Кажется, я жутко пьяная. Вообще всегда настоящий кошмар, когда один пьяный, а другой трезвый. Пьяный думает, что он просто веселый и раскованный, а трезвый смотрит на него и говорит себе: «Фу, какая мерзкая пьянь!». А уж если трезвый – мужик, а пьяная – баба…
- Ну, не такая уж ты и пьяная… еще, - тактично отозвался Кросс.
- А если была бы совсем пьяная? В стельку? Что бы ты сделал?