Я смотрю на светлую ткань, как будто могу разглядеть за ней сморщенный и рельефный шрам. Каждый в Преступном Мире способен на убийство, но единственное, что Преступный Мир вдолбил в нас, это то, что члены Гильдии никогда не должны становиться мишенью.
Карсел, осознает он это или нет, нарушил главное правило, и я готова поспорить на каждую чертову дензу в Анатоле, что Офелия находится в неведении по этому поводу. Если это не так… Что ж, тогда есть только одно другое объяснение. Карсел может быть кем угодно, не последним из которых является сука, наносящая удар в спину, но я не могу представить, чтобы он убил собственную мать.
То есть, если бы он вообще мог.
— Это нечто большее, чем месть или ревность, — говорю я.
Регис выдыхает. — Конечно, — соглашается он. — Сначала пришел Карсел и спросил о мадам Брион. Когда я сказал ему, что ее там нет, он начал задавать мне вопросы о тебе и о людях — Смертных Богах, — которых ты привела с собой в прошлый раз. Он продолжал спрашивать, ответила ли ты на какие-либо мои сообщения. Он подумал, что я солгал, когда сказал ему, что ты этого не сделала.
Я не буду чувствовать себя виноватой.
— Один из мужчин, которых он привел с собой, начал рыться в магазине, а другой даже поднялся наверх и осмотрел комнату, которой ты пользовалась, когда останавливалась там.
— Как они выглядели? — Спрашиваю я. — Люди, которых он привел?
Брови Региса хмурятся, как будто он вспоминает. — Я… это трудно вспомнить. — Он выдавливает слова из себя, как будто они постыдны. — Хотя в чем я точно уверен, так это в том, что они были странными.
Я наклоняю голову. — Насколько странными?
— Я не совсем уверен, — признается он. — Это было как… не было ничего плохого ни в том, как они выглядели, ни даже в том, что они говорили — ну, на самом деле, они ничего не говорили.
— Ни один из них?
Он качает головой. — Они вообще не разговаривали, — говорит он, тон становится более уверенным. — Может, так оно и было. Как будто они были марионетками, они выполняли команды Карсела, но их глаза были такими… — Он хмурится, а затем машет рукой перед своим лицом. — Как будто дома никого не было, понимаешь? Я думаю, один смотрел прямо на меня, и когда я встретился с его глазами, в них просто… ничего не было. Это выглядело почти как… — Регис делает паузу, его слова улетучиваются, когда он опускает голову, глубокие морщины омрачают его черты. — Нет. — Он снова качает головой, на этот раз сильнее. — Это невозможно.
— Что? — Требую я, протягивая руку и хватая его за плечо. — Регис, если Преступный Мир скомпрометирован, то и я тоже. Мы все. — Я. Даркхейвены. Он. Карсел знает все, и если бы он захотел, он мог бы передать все наши секреты прямо Богам. Я потрясена, что он еще этого не сделал. — Что ты в них заметил?
Когда Регис снова поднимает голову, его глаза остекленели. Его ноздри раздуваются, и он начинает дрожать. — Их глаза… — Его голос едва громче шепота, и я наклоняюсь ближе. — Это были глаза мертвецов.
Глава 41
Руэн
Когда я был маленьким, произошла ужасная эпидемия, охватившая восточную часть Анатоля. Зараженных заперали в их домах с большими красными крестами, нарисованными на их входных дверях, чтобы предостеречь других от этой болезни. В то время мы с матерью путешествовали между небольшими деревнями в задней части повозки вместе с бедным торговцем в обмен на поручения и починку. Мы видели разрушения, были свидетелями того, как семьи зараженных рыдали над горящими хижинами и оставались на холоде, если они были здоровы, а их близкие медленно умирали от болезни.
Скорее всего, моя мать платила торговцу не только выполнениями простых поручений и починкой вещей. Скорее всего, она отдавала ему куда больше, чем я когда-либо хотел. Несмотря на это, я не осуждаю ее за то, что она сделала. Я просто хотел бы быть сильнее, чтобы ей не пришлось делать такой выбор. Возможно, именно поэтому я не осуждаю Кайру за то, что ей пришлось сделать для выживания, даже если я не могу и не хочу представить себе такую же милость.
Сейчас, когда я смотрю в глаза мужчине, который пришел за мной в возрасте десяти лет, я вижу тот же ужас, что и тогда. Единственная разница в том, что он является болезнью, опустошением, обрушившимся на землю и всех ее людей — таковы все Боги. У них нет близких, которые оплакивали бы их; я, уж точно, не буду.