— Вы мне лгали, — процедил я сквозь зубы. — Вы мне даже пару минут назад лгали. Ваш шрам же не из-за мази Ореля исчез?
— Простите, Ваше Величество… Я только сегодня узнала, когда нечаянно порезала руку и рана затянулась точно также быстро, как бывает у вас… — произнесла она едва слышно, опустив взгляд. — И следом заметила, что и шрам тоже пропал.
— А какого черта вы мне лгали про ту ночь, когда меня Барри напоил тем проклятым остзейским виски с янтарем? — прорычал я.
— Я ведь вас знаю, Ваше Величество…
— Да, черт побери, вы меня прекрасно знаете.
— Вы ведь на этом не остановились бы…
Я уставился на Маделиф.
— Я вам тогда что-то плохое сделал? Обидел? Был груб?
— Наоборот. Но меня это еще больше испугало, — волшебница с трудом нашла силы поднять на меня взгляд и едва слышно прошептала: — Если быть еще точнее, я испугалась саму себя, своей реакции на произошедшее, своих чувств….
— Вот это писал абсолютный прагматик, — я захлопнул папку и снова бросил ее на стол. — Тайный брак, невмешательство в личную жизнь, в воспитание, полное опекунство лишь матерью, а также другие «чудесные» пункты. Чувства? Серьезно?
Глаза волшебницы влажно заблестели, но она каким-то чудом еще сдерживала слезы. Я подумал, что перегнул палку, но внутри еще ледяными волнами прокатывалась ярость. Маделиф протянула мне дневник.
— Прочитайте, пожалуйста, Ваше Величество. Мне сейчас сложно подобрать слова, но на страницах я всё же нашла мужество их изложить.
— Уверяю, я не узнаю из дневника ничего нового о вас, — произнес я, но потом, всё же взял. — Ладно, давайте уже.
Я плеснул себе еще в стакан, подумав, что виски согреет и заодно рассеет неприятный холод внутри, порожденный яростью. Обычно у меня всё горело, а тут была какая-то странная, непривычная реакция.
За полчаса я прочел дневник, вложил в него снова выпавший сплющенный букетик сухих эдельвейсов как закладку и вернул Маделиф. Волшебница изучала мое лицо.
— Вы действительно ничего нового не узнали? — глухо спросила она.
— Вы знали, кого освобождали из той пещеры, — произнес я. — А я знал, что делал, когда наколдовал для вас эдельвейсы.
Маделиф, казалось, вот-вот сделается дурно.
— Вы всё просчитали еще тогда… И значит, вы ничего не подпишите… Это вряд ли входило в ваши планы.
— Не входило. Но указы подпишу. Договор вам придется переделать. Как раз успеете, пока я буду посещать Чистослава. Хотя не стоит. Сделаем это вместе. Тоже добавлю туда условия, которые вам крайне не понравятся.
Я поднялся, а Маделиф смотрела на меня так, словно ослышалась. Я взял ее за руку, поднимая следом, притянул к себе, смотря на ее лицо, на котором отражалась целая гамма эмоций. От ее полнейшего замешательства остатки ярости испарились и я прищурил глаза в насмешке.
— Эгихард! — тихо возмутилась она.
— Так-то лучше. Мне больше нравится, когда вы меня называете по имени.
Я легко стащил блузку с ее плеч, поцеловал нежную кожу на шее, ключицах, груди. Маделиф, отрывисто дыша, чуть дрожала.
— Расслабьтесь и позвольте себе то, что вы в себе до этого сдерживали, — прошептал я.
— Вы не пойдете к Чистославу?
— Конечно, нет, — я тихо засмеялся. — Хочу завершить этот день чем-то куда более приятным. Да и начать следующий тоже с приятного.
Глава 19
Проснувшись, я потянулся за часами. Стрелки Омеги уже пересекли полуденную отметку. Маделиф, потревоженная моим движением, пробудилась, приподняла голову с моей груди. Лицо ее, вполне умиротворенное, словно она наконец почувствовала себя защищенной, снова переменилось.
— Доброе утро, — произнес я, изучая ее. — Вы сейчас смотрите на меня так, словно совершили самую страшную в жизни ошибку. Хотите, уедем на неделю в какое-нибудь тихое местечко, привыкните к новым обстоятельствам?
Щеки волшебницы запылали, а я чуть прищурил глаза в насмешке.
— Я… Слишком много всего произошло в последнее время, и я, пожалуй, запуталась… — Маделиф чуть поджала губы, досадуя на себя. — Но, наверное, самая печальная ошибка была та, что я не сказала вам о нас сразу. Я тогда бы была рядом с вами куда более защищенной, можно было избежать плена мастером-некромантом и мое сердце было бы по-прежнему у меня…
Я посерьезнел, прижал ее снова к себе, уткнувшись лицом в ее светловолосую макушку, вдохнул приятный и ненавязчивый запах парфюма.