И еще пять раз мать с дочерью ходили на Уктау. Если уж открыли ларь, надо было перенести все зерно, чтобы оно не пропало, чтобы его не растащили птицы и звери или случайные люди. Только после того как последнее зернышко оказалось в закромах на заимке, Хадия успокоилась. Теперь голодная смерть им не грозит.
…Приходили и уходили годы, похожие один на другой, как близнецы. В осколке зеркала, оставленном Анфисой, Хадия каждый день видела свое отражение, замечала каждую морщинку на лице, каждый седой волос на голове. Но это не беспокоило ее слишком сильно. В теле еще ощущалась гибкость, в руках еще доставало сил, чтобы содержать хозяйство, себя и дочь. По сути, она еще молодая женщина. Сердце ее волновало будущее дочери. Миляш вступила в пору расцвета и девичьей зрелости. Она превратилась в стройную, изящную девушку с красивым лицом. И волосы у нее густые, смоляные, с отблеском воронова крыла. Как у Такыя… Только вот течет в ней кровь не Такыя, милого сердцу, а того зверя Махмута…
В глухой чащобе, на хуторе, забытом Аллахом и людьми, жили-поживали два человека: мать и дочь. Можно было подумать, что на всем белом свете не найдется человека, который бы забрел на этот хутор. Можно подумать, что от Асаная до хутора не сутки, двое-трое пути, а как до сказочной горы Каф. На самом деле никому не было никакого дела до Хадии с Миляш: на страну обрушилась война. Жители Асаная не успели даже убрать небывалый урожай 1941 года, когда все мужское население было мобилизовано на войну — защищать от немецко-фашистских захватчиков неизвестную хуторянам страну под названием Советский Союз.
Гость
Лето 1942 года для Хадии с Миляш ничем особенным не отличалось. Не получали они ни повесток, ни писем-треугольников, ни похоронок. В один из тихих июньских дней, когда солнце перевалило за полдень, они с туесками отправились за ягодами на Крутую гору. Ее склон в виде длинной луковицы уходил в сторону Асаная. Если туда смотреть, на душе становится тоскливо. Но Хадия все равно не могла не смотреть туда и глядела в направлении села до тех пор, пока в глазах не начинало рябить. В какой-то момент ей показалось… Или же не показалось?! Вздрогнув, женщина прищурилась, чтобы хоть немного прекратилась рябь в глазах, присмотрелась и… не поверила своим глазам! Из леса появился человек!
Окликнув Миляш, которая неподалеку собирала ягоды, Хадия в двух словах объяснила дочери ситуацию, и обе стремительно зашагали в сторону хутора, прочь, подальше от чужака, который неизвестно с чем пожаловал. Прибежав на хутор, наспех собрали кое-какие пожитки и спрятались в землянке от греха. Окна в доме закрыли ставнями, заперли дверь и ворота двора. Может быть, этот человек и не зайдет на хутор, но меры предосторожности не будут лишними, рассудила Хадия, имевшая уже горький опыт.
Они просидели в землянке остаток дня и всю ночь, гадая: что там происходит наверху? Дымом пожара не пахло, шума погрома тоже не было слышно. И это хорошо. Если и зашел чужак на хутор, тот хоть разорением не занимается. Сгорая от любопытства, Хадия пересилила свой страх и решила выйти из землянки, проверить: что там наверху? Пригнувшись, она пробралась к забору, осторожно заглянула через щель во двор и чуть не упала от неожиданности: на крыльце дома сидел молодой мужчина и спокойно дымил табаком! Рядом лежал битком набитый походный мешок. Ворота были не отперты, видно, нежданный гость сиганул прямо через забор. И дверь в дом не открыта. Неужели так и ночевал прямо на крыльце? Надо же, не решился входить в дом без хозяйского приглашения! Хадия чуть было не крикнула: «Ты кто?!», но вовремя прикусила язык. Долго наблюдала за пришельцем, будучи им незамеченной. А тот, посидев, обошел дом вкруговую, осмотрел двор и снова преспокойно уселся на крыльцо, видимо, твердо решив дождаться хозяев. Создавалось впечатление, что он и вовсе не собирался уходить отсюда. Понаблюдав за чужаком еще какое-то время, Хадия вернулась в землянку. Миляш засыпала ее вопросами, и Хадия вынуждена была рассказать дочери о том, что видела. Миляш, не без дрожи в голосе, спросила:
— Он страшный?
— Нет, дочка, он не страшный.
В этом Хадия была уверена. Чужак, сидевший на крыльце, и впрямь не вызывал у нее чувства тревоги или испуга.
— Я его тоже хочу видеть, мама.
— Завтра, дочка, завтра, — ответила Хадия. — Давай сегодня не будем выходить отсюда. Кто его знает, что за человек. А может, еще и уйдет? Нам спокойней будет…