Но революция - не только внешнее, а внутреннее, ментальное состояние. Не столь важно, начинается разруха-Хаос в головах (согласно широко известной благодаря кино фразе русского литературного классика), или интернализуется, переходя из внешнего мира во внутренний, – эти две стороны, два процесса в революции неразрывно связаны, они взаимодействуют, питая и усиливая друг друга. Можно спастись, сбежать от внешнего Хаоса в лице других людей, но от себя грешного, от внутреннего разлада никуда не убежишь.
Интригующую черту революций, все более рельефно проявляющуюся по мере их хронологического приближения к нам, составляет неожиданное, в подлинном смысле слова алхимическое соединение передовых теорий и прогрессистских утопий со взрывом темной стихии разъяренной толпы. «Революционный акт есть синтез этих двух противоположных элементов… Язык теорий, язык принципов вынужден смешаться, утратив свою чистоту, с мраком, страстью, страхом и яростью»[246].
Как уже отмечалось, в революции психологические и социальные состояния изоморфны внешним, природным. Война стихий против человека и социальные конфликты корреспондируют с «разобранным» состоянием, надрывом русской души. Составляющая существо исторического момента всеобщность внешней и внутренней войны делает революцию всепроницающей. От нее не спрятаться, не скрыться: везде настигнет, всюду найдет, хозяином войдет в каждый дом, каждую семью превратит в поле военных действий. Знаменитые описания гражданской войны «брат на брата», «сын против отца» были не гиперболой или метафорой, а точным, почти медицинским описанием вывернутого наизнанку русского общества.
Лишь в очень грубом приближении рисунок революции выглядит противостоянием двух сил: самозванца и (квази)легитимной власти, красных и белых, демократов и коммунистов. Течение русской революции образуется не одним конфликтом, а множеством столкновений различной природы, характера и интенсивности, что связано с разнообразием ее социальных и политических участников, различием в их целях и темпераменте. В отечественной истории революции оказываются периодами уникальной, анархической свободы, безбрежного плюрализма политических и социальных агентов. Поскольку эти агенты истории не обладают внутренним единством, то столкновения между ними дополняются конфликтами внутри них самих – внутри социальных групп и политических отрядов, создавая причудливый калейдоскоп динамичных и неожиданных конфигураций. Коалиции носят неустойчивый и условный характер: вчерашние враги могут оказаться сегодняшними друзьями и наоборот.
Чрезвычайное разнообразие природы и характера конфликтов, а также действующих в них субъектов создает впечатление, что русская история пытается вместить свои копившиеся на протяжении столетий потенции и нереализованные альтернативы в какие-то десять-двадцать лет, чтобы, выплеснувшись кровавым пароксизмом несбывшегося, затем успокоиться и начать набираться сил для новой трагической развязки.
Устойчивая ассоциация революции с хаосом и описание ее, в том числе научное, как гоббсовской войны «всех против всех», как тотального столкновения политических и социальных субъектов, подводит нас к пониманию русской революции как состояния общества, наиболее близкого метафизической категории Хаоса. В данном случае социальный, рукотворный хаос соотносится с перво-Хаосом. Однако плюрализм и анархическая свобода – человеческий Хаос – исторически кратковременны, ибо человек не в состоянии долго выносить бремя собственной свободы, которая чаще всего оказывается свободой от, а не свободой для. Человек нуждается в порядке-Космосе.
И точно так же, как в древних космогониях из перво-Хаоса рождается Космос-порядок, из социального хаоса возникает новый социальный и политический порядок, выковывается новый русский Космос, новая русская традиция. Новый мир рождается в огне и буре разрушения. И в процессе его выковки происходит настолько капитальное изменение внешнего и внутреннего мира русского человека, что впору утверждать – как это нередко делается – о радикально новом начале русской истории, рвущей все связи с прошлым. Неспроста поется в революционной песне: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног…» Конечно, историческая преемственность сохраняется, однако, находясь в тени грандиозных изменений, отступая перед сознательным и намеренным уничтожением исторической памяти общества, любой его связи с прошлым, она долгое время остается незамеченной.