Новое понимание этничности дает недвусмысленный и шокирующий ответ на сакраментальный вопрос русского национального дискурса: что значит быть русским, что такое русскость. Русскость - не культура, не религия, не язык, не самосознание. Русскость – это кровь, кровь как носитель социальных инстинктов восприятия и действия. Кровь (или биологическая русскость) составляет стержень, к которому тяготеют внешние проявления русскости. Хотя отечественное общество никогда не было захвачено рефлексией по поводу биологической стороны русскости (что не значит, что такая рефлексия вообще отсутствовала), данный аспект всегда интуитивно им ощущался и имел первостепенное значение в истории.
Несмотря на все этнические смешения, русский антропологический тип и русская генетическая конституция сохраняются неизменными на протяжении веков. Обладая значительной ассимиляционной силой, русские предоставляли возможность ассимилироваться в русскость всем, кто этого хотел, но сами не были склонны к смене своей этничности. Культурная ассимиляция в русскость сопровождалась вступлением в браки с русскими, ведя к ассимиляции биологической. Поэтому противопоставление «крови» и «почвы» в отечественном контексте лишено смысла, объемы этих понятий если и не совпадают, то в значительной мере пересекаются. Несколько упрощая, кровь и есть почва. Вплоть до последнего времени браки с русскими означали присоединение к сильному и лидирующему народу, чей язык и культура доминировали в пространстве северной Евразии.
Но преобладание в межэтнических контактах русского ассимиляторского вектора нельзя объяснить только культурно-историческими факторами. Биологическая подоплека этого процесса слишком очевидна, чтобы ее можно было исключить из исторического анализа. Поэтому автор счел необходимым включить в концептуализацию отечественной истории понятие «витальной силы» – близкое, но не идентичное «пассионарности» Льва Гумилева. В обобщенном виде под «витальной силой» или «витальным инстинктом» понимается совокупность специфических характеристик функционирования этноса как социобиологического явления.
Пятивековая ретроспектива отечественной истории обнаруживает отчетливую связь и зависимость между биологической и морально-психологической, экзистенциальной силой русского народа, с одной стороны, и его историческим творчеством - с другой. Грандиозный успех России в истории оказался возможен лишь благодаря русской витальной силе. Как только она стала иссякать (что заметно с 60-х годов прошлого века), пошла под уклон и страна. Пик советской мощи и влияния оказался той исторической вершиной, с которой начался спуск вниз. Поначалу медленный и незаметный, он превратился на рубеже 80-90-х годов прошлого века в настоящий обвал.
Трагический парадокс истории в том, что русская сила, послужившая залогом грандиозного государственного строительства, масштабного социального творчества, ключевым фактором беспрецедентной территориальной экспансии и триумфальных военных побед была истощена этим строительством и этими победами. Проще говоря, русские надорвались. Именно по этой, и ни по какой другой причине Советский Союз был исторически обречен. Превращение русской силы в русскую слабость, что все более остро ощущается (хотя не всегда рефлексируется) современным отечественным обществом, делает столь проблематичным наше будущее.
Еще одной важной теоретической новацией в переосмыслении русской истории является понятие русских этнических архетипов (матриц коллективного бессознательного) и главного, доминантного архетипа – архетипа власти. Он трактуется автором как предельное воплощение, почти метафизический первообраз общечеловеческого архетипа власти. Русское общество сверху донизу и снизу доверху пропитано духом властвования и господства. Подобно магнитной линии, к которой притягиваются, вдоль которой группируются железные опилки, русский архетип власти сориентировал творческие усилия русского народа, направил русскую витальную силу в русло строительства государственности в самых тяжелых в мире природно-климатических и угрожающих геополитических условиях.
Хочу подчеркнуть: не государство сделало русский народ таким, какой он есть, а русские потенции реализовались в строительстве специфической отечественной государственности, пытавшейся, в свою очередь, отформовать русских под себя. Как бы ни оценивать это государство, нельзя не признать: оно обеспечило русским безусловные конкурентные преимущества в северной Евразии, послужило надежным (хотя и не очень привлекательным) инструментом долговременного успеха в истории. Иное государство вряд ли могло хотя бы сохранить русскую независимость. Сравнительно-исторический взгляд на Восточную Европу и развитие соседей России оставляет в этом мало сомнений.