Этот историко-событийный ряд демонстрирует, что не бывает «чистых» прогрессистских и консервативных исторических фаз, что они взаимно обусловлены, что консервативная фаза не возвращает общество к status quo ante – дореформенному состоянию. Более того, она функционально необходима для закрепления достигнутых результатов и как площадка последующего развития.
Однако отечественная версия цикличности не довольствуется этой, ценностно и идеологически нейтральной, методологией. Нет, она приписывает циклу, точнее, двум его противоположным фазам, телеологический смысл: реформы – стремление России вернуться на «столбовую дорогу» цивилизации, примкнуть к Западу; контрреформы – возвращение в антизападную колею, в русское варварство.
Здесь наука подменяется идеологией. Исходной культурно-ценностной и экзистенциальной посылкой прочитанной таким образом цикличности оказывается имплицитное или явное соотнесение России с Западом как образцом и нормой. Истории России и Запада не просто сравниваются - как самоценные, но различные, - подобно сравнению, скажем, историй Запада и Китая. Отечественная история прочитывается как неудавшаяся, неразвившаяся, нереализовавшаяся в России западная модель. (Подобный лейтмотив характерен и ряду других влиятельных концепций русской истории.) Поскольку русская история рассматривается сквозь призму Запада, то в этой интеллектуальной перспективе ее качественной спецификой, русской родовой чертой оказывается череда неудавшихся попыток изменить «ошибочную» парадигму развития, перейдя на «магистральный» путь «цивилизованного» человечества, отождествляемого с Западом.
Мало того, что подобный взгляд, мягко говоря, морально дефектен, ведь он исходит из презумпции неполноценности («ненормальности») своей истории по сравнению с западной «нормой». Он еще и глубоко порочен методологически.
В общеметодологическом смысле теоретическое описание объекта, моделью которого (описания) выступает иной объект, не может быть адекватно объекту, который описывается. Проще говоря, чтобы создать теорию русской истории (или хотя бы в миниальной степени понять, прочувствовать ее), следует исходить из презумпции самоценности, важности и уникальности этой истории, а не брать за образец другую. Или, как афористично сформулировал эту мысль английский историк Д.Ливен, если все истории уникальны, то русская история уникальна более других.
В нашем контексте это означает, что приписывание русским автократам (от Ивана Грозного до Леонида Брежнева) несвойственной им (прото)либеральной и прозападнической мотивации есть не что иное, как добросовестное заблуждение или сознательная мистификация. Не думали они в таких категориях и думать не могли.
«Реформаторско-контрреформаторская» версия теории цикличности потерпела и прогностический провал. Ведь согласно ей, роковая повторяемость русской истории будет прервана, когда Россия, повернувшись лицом к Западу, возьмет курс на интеграцию в него. Собственно говоря, с некоторыми отклонениями и колебаниями это и происходило последние два десятка лет. В экономическом отношении современная Россия интегрирована в Запад вряд ли меньше, чем в начале XX в., а в культурном отношении, в плане жизненных моделей и потребительских стандартов русская ориентация на Запад носит беспрецедентные для отечественной истории масштаб и глубину. Сравнительные социологические исследования не обнаруживают и пресловутого «ценностного разрыва» между русскими и европейцами, наши ценности если не идентичны, то весьма близки.
Причем наиболее последовательно и успешно экономическая интеграция России в Запад шла в президентство.Путина. В его же правление были манифестированы (хотя и не всегда осуществлены) социальные реформы самого либерального свойства, по своему радикализму и возможным последствиям сравнимые лишь с «шоковой терапией» Егора Гайдара. То есть в экономическом и социокультурном отношениях режим Путина объективно ориентирован на Запад и может быть назван реформистским.
Но как быть с тем, что в то же самое время режим Путина ограничивает и выхолащивает демократические ценности, права и свободы, реставрирует, по уверениям критиков (к которым относится немалая часть, если не большинство, западной общественности) многовековой стереотип русской государственности, военную мощь, агрессивную внешнюю политику, национализм и т.д.? Преобладающий либеральный взгляд (то есть именно тот, который питает «реформаторско-контрреформаторскую» концепцию цикличности) может быть резюмирован следующим образом: в политическом отношении путинская Россия дрейфует скорее на Восток, чем на Запад, а ее политические преобразования заслуживают определения «контрреформистских».