— Ничего, — я встаю, отхожу к окну. Так мне видны все ребята сразу, и не приходится вертеться на месте. — Просто есть разговор.
— Хорошо, — осторожно произносит Ваня, кивая. — Давайте.
— Только прежде мне нужно, чтобы вы дали два обещания: выслушать до конца и не рубить с плеча.
Ваня и Даня переглядываются. За эту секунду, я уверена, они мысленно успели обсудить больше, чем это возможно было бы сделать вслух.
— Ты знаешь условие, — Даня ёрзает в моей кровати, собирая под собой до этого ровно постеленный плед. Теперь он сидит со скрещёнными ногами. — Мы не даём обещаний, которые не можем выполнить.
— Если вы меня любите, у вас просто не будет другого выхода.
Мне не стоило этого говорить. Лица близнецов меняются до неузнаваемости, и я с опозданием, но понимаю, почему: в этом настоящем мы втроём слишком близки, чтобы не воспринимать подобные слова всерьёз.
— Вот теперь я действительно напуган, — тихо сообщает Даня.
— Ты начнёшь или я? — спрашиваю у Бена.
Но он всё ещё зол, а потому лишь отрицательно качает головой, прощается с близнецами и уходит. Когда пустеет его место рядом с Ваней, я вижу на столешнице предмет, которого там раньше не было.
Бен всё-таки решил послушать маму и вернуть пружинку девочке со шрамом на руке.
Глава 5
Первым, стоит мне только замолчать, высказывается Ваня:
— Всё это не имеет абсолютно никакого смысла.
Он стоит в позе: вес тела перекинут на опорную правую ногу, согнутую в колене, одна рука сжимает спинку стула до побелевших костяшек пальцев, другая покоится в кармане джинсов, — вот уже, кажется, целую вечность. Его абсолютная статика пугает меня даже больше, чем динамика Дани, который в течение всего моего рассказа умудрился смять плед на кровати до состояния огромного кома и скинуть его на пол.
— Хотя, — Ваня переводит задумчивый взгляд с брата на меня и обратно, и так несколько раз, пока наконец не выбирает моё лицо как основную контактную точку. — Теперь странные разговоры о воспоминаниях не выглядят такими странными.
— Какие ещё разговоры? — Даня соскакивает с кровати, цепляясь ногами за одеяло и едва не падая на пол. — Вы уже о чём-то таком без меня разговаривали?
— Ага. О симптомах эффекта бабочки.
— Это о фильме? — Даня морщится. — Амелия его обожает, поэтому мы смотрели его раз двадцать, но…
— Не тупи, — обрывает брата Ваня. — О пространственно-временном явлении. Славе было любопытно, почему она ничего не помнит, но при этом на тренировке умудряется махать руками и ногами далеко не в произвольном порядке.
— Я не уточняла, что говорю о себе, — поправляю я тихо и не так уверенно, как хотелось бы. Пожалуй, прежде чем ввязываться в разговор с одним из самых умных среди нас, стоило дважды подумать, не разоблачит ли он меня ещё на подступе. — Хочешь сказать, ты сразу понял, что я спрашивала далеко не теоретически?
— Были мысли, — Ваня пожимает плечами. — Но я решил оставить их при себе, чтобы не спугнуть тебя. А то вдруг ты бы снова от нас закрылась.
«Закрылась». Я усмехаюсь. Ловко же он обогнул тему депрессии!
— Почему я всегда всё узнаю последним? — вмешивается Даня, максимально повышая голос. У меня даже мурашки по коже бегут.
— Вообще-то, вы оба — первые и единственные, кому я решилась выложить всё как есть, — говорю я. — Без недомолвок. Надеюсь, теперь некоторое моё поведение… — я откашливаюсь. Гордость и неспособность к признанию слабости перед другими встаёт поперёк горла. — … Точнее, его причины, стали для вас понятными.
— Ну да, — сообщает Даня. — Ты ещё неплохо держишься. Я бы на твоём месте вздёрнулся.
Он подходит к брату. Максимальная внешняя разница выходит на передний план, отражаясь во всём: в позе, во взгляде, в перекошенных губах, в сжатой челюсти.
— Спасибо за мнение, которого никто не спрашивал, наш ты оптимист! — прыскает Ваня.
Если раньше только он стоял передо мной, тогда как Даня ворочался сзади, на кровати, то теперь обе пары глаз пристально разглядывают меня, отчего становится неуютно. Знать бы, что творится у близнецов в головах. Не совершила ли я ошибку, когда посчитала их надёжными и, что более важно, готовыми к тому, чтобы поверить в…
Самой смешно, и даже вот она — улыбка. Бен прав: бред сумасшедшего всё, что с нами происходит.
Даже знаменитая Алиса и часа не продержалась бы в таких условиях.
— Я должен спросить, — и снова Ваня; как обычно, впереди планеты всей в лице своего близнеца, который пока ещё старается переварить услышанное. — И какая там у нас была жизнь?