— Витамины. Принимать утром за завтраком. — Я беру таблетки, прячу их в заднем кармане джинсов. — Кстати, с точки зрения ботаники, томаты — это фрукты.
— То есть, томатную пасту, с точки зрения этой самой ботаники, можно считать вареньем?
Сергей сдвигает брови. На его губах появляется широкая улыбка.
— Что-то вроде того, — смеясь, подтверждает он. — Ладно, юмористка, возвращайся к карточкам, и, прошу тебя, ничего не перепутай. Накануне у нас дежурство отбывал один хранитель, нарушивший технику безопасности в лаборатории, что, в свою очередь, чуть не привело к взрыву, и я думал, будет отлично доверить ему именно это задание, но вместо того, чтобы рассортировать карточки по направлениям и алфавиту, он сделал это по категориям болезней.
— Умники, они такие — всегда считают, что знают что-то лучше других.
Сергей ведёт плечом.
— Хранители просто излишне самоуверенны, — поправляет меня он. — Это не всегда плохо, но частенько демонстрирует их не с той стороны, с которой они сами этого бы хотели. Я уважаю их, так или иначе. Испокон веков именно на хранителях держится весь костяк системы стражей. Если бы у нас не было таких золотых умов, кто знает, куда бы нас занесло.
— А защитники? — спрашиваю я. — Что ты думаешь о них?
— Если хранителей я уважаю, то защитниками — восхищаюсь, — Сергей хлопает меня по плечу, но не убирает ладонь после, а лишь чуть толкает, поворачивая меня вполоборота. Мы оба смотрим в Нинину сторону. — Ты представляешь, какую силу духа нужно иметь, чтобы жертвовать своей жизнью каждый день?
Конечно, Сергей не имеет в виду конкретно Нину, ведь ей просто не повезло подчиниться соблазну. Но во всём её образе, в пожелтевшей сухой коже, в потускневший волосах, в истощённом лице обозначены те самые риски, на которые именно защитники должны быть готовы пойти: ранения, несчастные случаи, смерти.
— Хотя, о чём это я, — Сергей вздыхает, и я перевожу на него взгляд. — Конечно, представляешь. Ты же одна из них.
Разве?
— Ну да, — соглашаюсь я нехотя.
И возвращаюсь к карточкам, хотя ненавижу работу подобного рода. И Даня тоже; именно поэтому в нашей комнате всегда царил беспорядок — просто некому было превратить хаос в закономерность.
Сейчас для Дани этим занимается Ваня. А моя комната всё так же похожа на проекцию бардака в голове.
— Обрати внимание на карточки с красным ярлыком, — Сергей запускает руки в картонные обложки. — Их лучше вообще держать отдельно.
— А что с ними не так?
Сергей достаёт из уже выставленных по порядку карточек три папки с красным прямоугольником в правом верхнем углу. На обложке каждой карточки — фотография, имя, фамилия, год рождения и направление её держателя.
Одно из имён мне хорошо знакомо, и я задерживаю дыхание в ожидании ответа на свой вопрос.
— Особые случаи, требующие внимательного наблюдения.
— И сколько таких?
— На данный момент — тринадцать.
— Если я спрошу о диагнозе одного из них, — я киваю на карточки в руках Сергея, — это будет считаться разглашением врачебной тайны?
— Только в том случае, если сам больной не хочет, чтобы кто-то об этом знал, — Сергей откладывает карточки с красным ярлыком в пока пустующий ящик. — Кто тебя интересует?
— Лена Никитина, — моментально отвечаю я.
Лена, которую я знаю как близкую подругу Вани и умнейшую хранительницу, внешне не только красива, но и совершенно здорова. Что с ней может быть не так?
— Никитина, — повторяет Сергей. — Помнится, однажды она сказала мне, что не видит смысла в сокрытии своего диагноза, так как это всего лишь необычный процесс в её организме, пусть и не такой привлекательный, как рыжий цвет волос. Удивительно прямолинейная девчонка.
— Как и любой хранитель, — говорю я, переиначивая недавно сказанное самим Сергеем, но сохраняя общий смысл.
— Да, — соглашается он.
Замолкает. Оттягивает момент перед тем, как я узнаю ответ на свой вопрос? Неужели, всё настолько плохо?
— Она, вроде, встречается с Даниным братом? С Ваней, да?
— Нет. Они просто друзья.
— Знаешь, я ведь никогда не путал их, что удивительно, ведь внешне их не отличишь.
— Для меня они абсолютно разные.
— Вы хорошо общаетесь?
— Дружим с самого детства.
— И Ваня не рассказывал тебе о Лене?
Наверняка. Если, конечно, знает сам.
— Нет, — вру я. — Не думаю, что это такой уж секрет, просто не было подходящего момента.