— Но я не хочу…
— У тебя нет другого выбора, — уже более строго произносит Боунс.
— А мне Слава нравится, — произносит кто-то третий.
Хозяина голоса мы видим только когда он выходит из-за стеллажа с журналами. Тай. Я улыбаюсь ему, он, что немного удивляет, отвечает тем же. Я рада, что с этим несносным ребёнком всё в порядке.
— Она освободила меня.
— Но сначала схватила, — ворчит Лиза, правда, уже не так уверенно.
Она знает, что Боунс ей на это ответит и знает, что правда снова будет на его стороне.
— Мне казалось, вы с сестрой враги, — говорю я Таю.
Лиза реагирует первой:
— Ты кому попало о наших семейных проблемах треплешься?
— О! — Тай округляет голубые глаза. — Хочешь поговорить о семейных проблемах теперь, когда я по доброте душевной принял тебя обратно после того, как ты считала своей, — Тай показывает «кавычки», — «семьёй» наших врагов?
— Они были частью нашей стаи!
— Они убили отца, Лиза!
Лиза фыркает. Мне кажется, она знает, что виновата, просто слишком гордая, чтобы это признать.
— Но я же вернулась к тебе, Тай, — тихо произносит она, опуская взгляд на свои ботинки. — Сама. Меня никто не выгонял.
— И что мне теперь, может, памятник тебе поставить?
— Кого-то они мне напоминают, — шепчет мне Бен.
— Ага, нас, — отвечаю я. — Правда, мне повезло больше — ты мне не родня, и я в любой момент без зазрения совести могу от тебя избавиться.
— Если вы оба планируете продолжать ссориться, то можете сразу собирать свои вещи и отправляться на все четыре стороны, — Боунс ещё не выходит из себя, но уже явно на грани. — Ваш отец не хотел бы, чтобы вы так себя вели. Разве он не говорил вам, что вы друг у друга — это единственное, за что стоит бороться?
— Говорил, — нехотя отвечает Лиза.
— Так почтите его память молчанием, — Боунс кивает на дверь позади себя. — И идите мыть туалет, сегодня ваша очередь. — Боунс провожает нерадивых оборотней взглядом, и только когда обе спины исчезают за нужной дверью, обращается к нам: — Так какая у вас ко мне просьба? И зачем нужно было приносить с собой ружьё?
— Вы на него не обращайте внимания, у него просто мания величия, — говорю я, хлопая Бена по плечу. Моя глупая шутка Боунсу нравится — он улыбается. Я принимаю это за хороший знак и решаю сразу перейти к делу: — Наш друг умирает, и обращение в оборотня — последний шанс его спасти.
— Вы, должно быть, испробовали абсолютно всё, если пришли к тому, что кроме этого у вас вариантов нет.
— Его погребло под обломками здания. Пробита голова, повреждён мозг, переломаны рёбра, руки и ноги, внутренние органы повреждены. Сейчас его сердце бьётся только благодаря одному невероятно сильному ведьмаку, но даже он не сможет поддерживать в нём жизнь достаточно долго для того, чтобы организм начал восстанавливаться сам.
Я произношу Ванину историю спокойно. Мой голос не дрожит ни на одном слове. Это было бы похоже на чертовски профессиональный скептицизм, если бы при этом внутри я не испытывала чувство страха перед отказом Боунса оказать нам помощь.
— Это ужасно, — Боунс снимает кепку, кладёт её на прилавок. Оказывается, головной убор скрывал пышную копну платиновых блестящих волос. — Мне очень жаль.
— Спасибо.
— Но я не знаю, смогу ли вам помочь…
Вот он — первый тревожный звоночек. Сомнение. Я гляжу на Бена. Он опускает ружьё, которое до этого держал на плече словно бейсбольную биту, и ставит у входной двери, упирая его прикладом в пол.
— Бармен со странным именем Мими сказал нам, что вам требуется действительно весомый повод, чтобы обратить кого-то, — произносит Бен. — Как считаете, спасение жизни подходит под эту категорию?
Боунс проводит ладонями по лицу, задерживаясь, чтобы потереть пальцами глаза.
— Проблема в том, что каждому обращённому требуется покровитель, — произносит он устало. — Кто-то, кто объяснит ему, как жить дальше, чтобы не попасть в неприятности. Особенно, если ген достаточно активен, чтобы считаться доминантным даже при новоприобретённости. У меня, — Боунс кивает на дверь позади, — уже есть два чужих ребёнка, оставшихся после смерти старого друга. Я давно немолод, а должен заботиться о них и о бизнесе. Мне будет сложно…
— С этим мы справимся сами, — перебиваю я, не давая Боунсу найти ещё хотя бы один повод, чтобы отказаться. — Поверьте мне, — я делаю шаг к Боунсу, — вы не пожалеете. Конкретно эта жизнь больше всего на свете стоит спасения.