Утро стояло ласковое. Ночная прохлада слегка освежила замученный июльской жарой городок. На прозрачно-голубом небе вновь не появилось ни тучки. Собаки лаяли лениво, берегли силы для дальнейшей борьбы с жарой. Да и на кого лаять-то? На вяло бредущих лошадей под седлом? Экая невидаль лошади. Демянск — городок зажиточный, здешних собак лошадьми не удивишь. Главное — чтоб никто плетью не огрел да дубиной по хребту не съездил. Лучше помолчать.
Вдруг затрещали винтовочные выстрелы, тугие, голосистые. Павловский, не останавливая коня, бросил через плечо:
— Хлебов, узнай, что там.
Хлебов лихо развернул молодую кобылу, огрел плёткой и, прижимаясь к её шее, умчался в сторону, откуда доносилась стрельба.
Когда группа есаула Тимофеева окружала здание военкомата, им в спину из рядом стоявшей конюшни кто-то открыл огонь. Стреляли добротно, не торопясь, со знанием дела. Двоих уголовников уложили наповал, ещё троих ранили. Есаул рисковать не стал, под пули пусть уголовники лезут, выпрыгнул из седла, потащил коня под уздцы в заросль черёмухи, достал бинокль, положил рядом карабин. Били из щелей конюшни. Стрелявших, похоже, было двое или трое. Есаул приказал оставшимся троим уголовникам спешиться и отвечать огнём.
Иван Егоров с Леей Цвибель в эту ночь так и не уснули. Целовались, пили чай, доедали принесённые Леей пироги, мечтали о будущей счастливой после свадьбы жизни в Петрограде. Вначале Иван услышал топот копыт и профессионально определил — идёт группа конных. Он насторожился, изменился в лице, посуровел. Вспомнил об ориентировке, о возможном приходе белой банды.
— Лея, — с тревогой в голосе сказал девушке, — шла бы ты домой. Чужие идут.
— Никуда я не уйду, — упрямо заявила Лея, — сам же наган мне дал, вот и буду рядом с тобой, если потребуется, до конца.
Егоров знал, упрямство Леи не сломить. Он быстро принёс винтовку и полведра с патронами, отсыпал из кармана револьверных патронов Лее.
— Слушай меня внимательно, девочка. Без моей команды не стрелять. Если я прикажу уходить, уйдёшь за подмогой. Поняла?
Конные появились из-за угла здания военкомата, ехали спокойно, уверенно и нагло, не страшась встретить сопротивление. Видимо, знали, никто их не остановит. По их одежде, развязной манере держаться в седле Егоров понял — бандиты. Первым выстрелом он снял с коня третьего, мешком рухнувшего из седла. Когда от неожиданности первые двое обернулись назад, Егоров уложил их обоих, одного наповал, другого ранил в шею. Пока бандиты, бросив коней, прятались в кустах, он ранил ещё двоих. Наглому толстому коротышке с татуированными руками прострелил колено, отчего тот заорал, словно боров резаный. Другому попал в правое плечо.
«Считай, пятерых из строя вывел. А сколько же их всего-то?» — думал Егоров, щёлкая затвором винтовки. Он подозвал Лею.
— Бегом кустами к реке, а там, прикрываясь ивняком, домой. Предупреди своих. Если это банда Павловского, начнут еврейский погром. И не перечь мне! Людей спасать надо.
Он крепко обнял её и сразу же вытолкал во двор конюшни. Бандиты залегли в кустах и стали отстреливаться. Иван, определив их местоположение, поменял позицию, укрылся за штабелем досок. Он стрелял на звук и огоньки выстрелов. Вскоре замолчали ещё двое. Он вновь решил поменять позицию, чуть приподнялся, и в этот самый момент почувствовал сильный удар в правую руку, чуть выше локтя. Винтовку он удержать не мог, выронил. Обернувшись, увидел трёх конных, с ухмылкой наставивших на него карабины. Тот, что был словно цыган, со смоляными волосами и стриженой бородой, с тяжёлой золотой серьгой в ухе, проскрипел прокуренным голосом:
— Подымайся, хлопчик, да прутики свои подыми.
Иван хотел левой рукой выхватить наган из кобуры, но цыганистый опередил его, выстрелил из карабина. Пуля пробила левую ладонь. Обе руки вышли из строя, из них хлестала кровь.
— Ты, хлопчик, не жалей кровушку-то, — вновь заскрипел бандит, — она тебе больше не понадобится.