Она пробиралась сквозь густую чащу и безошибочно находила скрытые проходы. Девушка ничуть не удивилась своим вдруг открывшимся способностям.
— Как я раньше не замечала, что природа — это открытая книга, которая всегда укажет путь тому, кто умеет ее читать, — размышляла она, подбегая к обветшалой лачуге.
Свет догорающей лучины выхватывал из мрака горбунью, все так же сидевшую в кресле. Надвигающаяся темнота сужала кольцо вокруг обмякшего тела, стараясь погасить отблески пламени в ее гаснущем взоре. Сидония встала на кучу хвороста, сложенную подле кресла, и крепко обняла свою прабабку. Она вбирала остатки ее тепла и готовилась исполнить безмолвную просьбу одинокой ведьмы. Нежно закрыв ее потухшие очи, девушка вставила все еще тлеющую лучину в сухие ветки и не оглядываясь покинула последнее пристанище одинокой ведьмы.
От занимающегося зарева пожара отделились две искорки кошачьих глаз, которые проводили Сидонию до самого замка, блеснув напоследок знакомым огоньком. Няньки только удивлялись неожиданной перемене юной графини. Из озорной непоседы она за одну ночь превратилась в рассудительную даму. Лишь однажды, по старой памяти, она сбежала к северной башне, но не смогла найти секретного лаза.
На его месте была лишь груда зеленых ото мха валунов. Глубокая печаль наполнила сердце девушки. Но это была не детская грусть о веселых играх с деревенской детворой. Она думала о том голубоглазом лесном жителе, имя которого она так и не узнала. Долгими теплыми вечерами она теперь часто стояла на крепостной стене, вглядываясь вдаль. Сидония искала среди листвы голубые огоньки его прекрасных глаз, и иногда ей казалось, что она видит их блеск. Тогда ее сердце замирало в сладостной истоме. Она не знала, как дать выход своим чувствам, да и не хотела лишаться этих блаженных мучений.
Но от природы не убежишь, и вскоре ей довелось отведать иных ощущений, которые захлестнули ее ошеломляющей новизной. Ее отец полагал, что будущая герцогиня должна обладать искусством обольщения и услады своего высокородного господина. Не было на свете более искушенных в этом мастерстве девиц, чем арабские наложницы. Одну из них и заполучили для графа у турецких работорговцев. После завоевания Египта Османской империей наложницы из разоренных гаремов были ходким товаром. Владельцы этих дорогих игрушек взахлеб рассказывали об их непревзойденном искусстве в любовных утехах. Этому-то искусству и предстояло обучиться еще неокрепшей девушке.
— Не рано ли? — упреждала-упрекала графиня с нотками неприкрытой ревности.
— Ничего-ничего, — успокаивал ее граф. — Няньки будут всегда рядом.
Когда Сидония впервые увидела укутанную в белый шелк новую наставницу, ей сразу же бросился в глаза странный мешочек в ее руках. Он был сделан как будто из кожи ящерицы, но весьма необычной расцветки. Тонкая и проворная наложница сама походила на ящерицу, а ее непонятный шипящий говор только добавлял сходства. Скосившись на подслеповатую няньку, египтянка открыло свое лицо. Перед Сидонией стояла арабская красавца, за девичьей фигурой которой скрывалась весьма зрелая женщина. Из мешочка она извлекла рог неведомого зверя и, хитро улыбаясь, поместила его себе между ног. Затем, выпятив вперед грудь и надув щеки, она начала смешно изображать надменного господина. Юная ученица проворно выхватила у импровизированного кавалера рог и приставила его к своей голове.
Призывно замычав, она вопросительно посмотрела на египтянку. В ответ та начала корчиться, как в предсмертных муках.
Женщина держалась руками за низ живота и с ужасом смотрела на то место откуда только что был вырван рог. Обе прыснули со смеху. Сидевшая в углу нянька слабо улыбнулась, хотя и не разглядела происходящего. Взяв кусок угля, наложница нарисовала быка с необычно толстыми и короткими ногами и двумя рогами.
К удивлению Сидонии эти рога росли не на голове животного, а на его носу. Женщина указала на маленький рожок, что сидел поза, и забрала предмет обучения из рук юной графини.
Последующие дни были посвящены трюкам в обращении со столь важной в жизни мужчины частью тела. Гладко отполированная поверхность рога говорила о многократном его применении. Когда упражнения с наглядным пособием порядком поднадоели, наложница решила развлечь заскучавшую ученицу.
Стоило Сидонии в очередной раз потянуться к рогу, как изображавшая кавалера женщина грациозно извернулась и поймала руку ученицы своими крепкими бедрами. Та растерялась и застыла, не зная, как поступить. Пробивающиеся сквозь шелковое одеяние кончики волос египтянки приятно щекотали зажатую ладонь. Смутившись, девушка попыталась высвободиться из ловушки, безуспешно стараясь вытянуть начавшие неметь пальцы.
Лишь после того как Сидония завертела пойманной кистью в разные стороны, она почувствовала, что сможет освободиться.
В ответ на эти движения на щеках прекрасной наложницы вдруг заиграл румянец, в глазах появился похотливый блеск. Девушка теперь ощутила не только легкое покалывание волос, но и горячую влагу, проступившую сквозь тонкую материю. Вдоволь наигравшись, разгоряченная египтянка решила научить свою подопечную игре в три ядрышка. Как и всякая обитательница гарема, она владела этой игрой в совершенстве.
Эта было одним из приятных времяпрепровождений в огромных сералях Востока, особенно для тех, кто месяцами не знал мужниной ласки. Жарко дышащая женщина отвела свою растерявшуюся ученицу в дальний угол и, что-то горячо нашептывая, помогла ей разоблачиться. Оглянувшись на дремлющую няньку, она уложила Сидонию на скинутые одежды. Не мешкая, проворно размотала облегающую свой гибкий стан ткань и накинула ее на дрожащую от волнения девушку. Обнаженная египтянка легла подле ученицы и начала ласкать трясущееся тело юной графини. Руки наложницы плавно скользили по тонкому шелку. Каждый раз, достигая груди, ее ладони ощущали, как неокрепшие соски девушки все больше наливаются соком и становятся твердыми как камень. Когда два верхних ядрышка были готовы, женщина принялась за нижнее. Едва осязаемыми движениями она медленно прокралась к животу своей трепещущей жертвы. Мягко соскользнув на бедро, ладонь наложницы незаметно перебралась на другое. Несущие страсть пальцы соблазнительницы теперь плыли вверх по внутренней поверхности бедра и, обогнув возвышенность, где обитало третье ядрышко, вернулись на живот. Эти круговые путешествия кончиков нежных пальцев постепенно сужались приближаясь к заветной цели.
Путь к третьему ядрышку указывал проступавший сквозь воздушную ткань островок внизу живота. Своими очертаниями он напоминал наконечник стрелы от лука пущенной вдоль стройных ног девушки. Как только восточная красавица прикоснулась к острию стрелы, последнее ядрышко налилось желанием. Девушка оказалась в полной власти искушенной наложницы. Магический треугольник между ядрышками был замкнут, и тихий стон сорвался с губ юной графини. Ей вторила лежащая подле египтянка. Растворившись своей смуглой наготой в полумраке покоев, наложница творила что-то невообразимое. Отдавшись неведомому прежде блаженству, Сидония не заметила, как египтянка погрузила в себя рог невиданного животного и изогнулась дикой кошкой. Победный вопль тигрицы заставил вздрогнуть подслеповатую няньку. Она попыталась открыть глаза, но ее веки вдруг налились свинцом, и она вновь окунулась в сладкую дрему.
Хотя сам граф и оставался в полном неведении о проделках арабской наложницы, присутствие прекрасной египтянки в замке не давало покоя его жене. Не в силах больше выносить ее постоянные упреки, он отправил египетскую красавицу в дар герцогу. Бурный протест герцогини не шел ни в какое сравнение с недовольством графини, так что и у герцога искусница любовных утех долго не задержалась. Несмотря на недолгое пребывание наложницы в замке, ее новый хозяин не упустил возможности насладиться своим подарком. Пресытившись восточными изысками, утомленный вассал препроводил любвеобильную искусительницу во дворец короля. Там она обрела окончательное пристанище в роли превосходной утешительницы многочисленных фавориток монарха. Судьба же ее прилежной ученицы еще только решалась. Сидония стояла на пороге своего первого выхода в свет.