Выбрать главу

Просмотр дневных новостей вместе с соседом часто превращался в юмористическое шоу. Было до слез смешно наблюдать, насколько отличалось освещение одних и тех же событий по разные стороны океана. Вича, конечно, не очень понимала веселья Шуры, потому что американских новостей не смотрела. Но после того как он стал проводить с ней короткие политинформации, она тоже втянулась в этот забавный новостной каламбур.

— У них правды, как у змеи ножек, — любила повторять она подцепленную у Лели присказку.

Эти дневные политические посиделки отвлекали Вичу от грустных мыслей, и Дича начал замечать, как жена становилась спокойнее и увереннее. Теперь Вича не так боялась, что с ней что-нибудь случится в отсутствие мужа. Она знала, что в случае чего можно будет положиться на Шуру. А тот, как назло, стал все реже появляться, а если и забегал, то был не так весел, как обычно.

Сосед пропускал мимо ушей ее озабоченные вопросы или просто отшучивался. Но однажды не выдержал и признался в том, что его гнобят на работе. Как ни странно, но в стране, где все кроме коренных индейцев являются иммигрантами, всегда существовали противники иммиграции. Все чаще можно было услышать вариацию одного известного лозунга: «Америка для американцев». Шурин акцент никак не давал покоя его непосредственному начальнику, и тот измывался над подчиненным, как мог. Шеф отождествлял его шероховатости в английском с беспросветной тупостью и не забывал напоминать ему об этом при каждом удобном случае. Коллеги сочувствовали Шуре, но ничем помочь не могли, а, скорее, просто боялись. Менталитет производственных отношений здесь был совсем иной, чем в Союзе. На родине рабочие обычно сплачивался против начальников-самодуров, а круговая порука делала коллектив непобедимым. У Шуры же на работе каждый был сам за себя и процветающее доносительство было в порядке вещей.

— У нас в конторе воздух нельзя испортить, чтобы руководство не узнало, — раздраженно сетовал сосед. — Если бы не семейная медицинская страховка, давно бы уволился.

Но от его желания теперь мало что зависело. Увольнение по профнепригодности было вопросом времени. Начальник все чаще вызывал Шуру на ковер и оттачивал на нем свое ораторское искусство.

— Государство делает большую ошибку, что нянчится с такими как ты и дает вам всякие льготы. На каком основании, например, твои дети учатся бесплатно, а я за своих плачу по полной? Кто-то должен исправить эту ошибку. И поверь мне, пока я здесь начальник, ты у меня за эти льготы еще попляшешь.

Конечно, в словах шефа-самодура была доля правды. Многие иммигранты поначалу не имели за душой ни гроша и, живя за чертой бедности, пользовались привилегиями малоимущих, включая бесплатное обучение и медицину. Но Шура уже давно прошел эту стадию и платил за обучение сына наравне со всеми.

Однако эти аргументы только еще больше раздражали начальника, и конфликт уже выходил за рамки приличия.

Выслушав его исповедь, Вича попросила: «Достань мне его фотографию».

— Зачем? — Не задавай лишних вопросов. Ты же не хочешь быть уволенным с волчьим билетом? — Просто мечтаю.

— Тогда помалкивай и делай, что говорят.

— Мне хватает командиров на работе, — обиделся Шура, но обещал постараться.

С большим риском он умыкнул из приемной шефа фотоальбом с прошлогодней корпоративной вечеринки, где их руководитель был почти на каждом снимке.

— Выбирай, — хлопнул он альбомом о журнальный столик. — Только поторапливайся. Мне его сегодня же нужно подбросить обратно.

Вича выбрала фото, где самодовольный мордоворот с безмерным превосходством смотрел прямо в камеру.

— Мы с тебя спесь-то собьем, — зловеще прошептала Вича, так что даже у Шуры по спине пробежали мурашки.

— Да ты ведьма! — спустя пару недель заявил он, подражая царю из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Он не знал, что соседка сделала с той фотографией, но у его начальника теперь земля горела под ногами. Частые визиты Шуры к шефу в кабинет прекратились, да и не до тупого русского ему было теперь. В корпорации зре езные перемены. Перекраивалось высшее звено менеджеров. Всемогущий шеф-самодур уже превратился в обычного заведующего отдела, и на этом его падение с иерархической лестницы, похоже, не заканчивалось. Он всеми правдами и неправдами пытался остаться в управленцах. К великому удивлению бывшего начальника, эффективность организации ничуть не пострадала без его чуткого руководства. Тогда он стал втихаря вставлять палки в колеса отлаженного механизма, пытаясь создать видимость своей незаменимости. Но тут он просчитался. Тупой русский заметил искусственно подстроенную путаницу в бумагах, и ее источник был быстро вычислен. Это значительно ускорило свидание иммигрантоненавистника с клерком по пособиям для безработных.

— Что же ты молчала о своих способностях? — с благодарностью спросил ее Шура. — Тебе нужно открывать бизнес. От клиентов отбоя не будет.

— Забудь! И не смей никому рассказывать, а особенно своей жене! Шура прикусил язык. О том, что Вича недолюбливает его жену, он прекрасно знал. И было за что. Будучи человеком фанатично религиозным, она поначалу пыталась втянуть новых соседей в свою секту. Но Вича открыто изложила ей свои взгляды на праотца небесного.

— Люди с врожденными заболеваниями — неблагодарная аудитория для твоих проповедей, — популярно объяснила она.

Но та не унималась и при любом удобном случае пыталась увязать все хорошее с волей божьей, а все плохое — с проделками сатаны. Такой взгляд на вещи невероятно бесил Вичу, и порой у них чуть до драки не доходило.

После очередной жаркой дискуссии, было решено ввести в коммуне закон ирландских баров и запретить разговоры о религии и политике во время совместных посиделок. Наступивший мир не мог не радовать, лишние провокации были ни к чему.

— Меньше знаешь — лучше спишь, — согласился Шура и постарался забыть о Вичиных способностях.

Пятидесятый час

Во время утреннего обхода реаниматологов мужа Виктории предупредили о предстоящих интенсивных исследованиях мозга. Первой в боксе появилась пожилая женщина с энцефалографом. Этот аппарат оценивал электрическую активность коры головного мозга, а его подключение заняло довольно много времени. Медтехник размотала около полутора десятков электродов и начала прикреплять их к коже головы с помощью какойто вязкой пасты, что из-за пушистых волос пациентки было не такой уж простой задачей. Ее кропотливая работа не пропала даром, самописцы зафиксировали слабые сигналы мозговой активности. Это была единственная обнадеживающая новость за прошедшие сутки. Но увы, на этом хорошие новости закончились. Форма плавных электроволн, текущих в голове пациентки, ни на миллиметр не изменилась после громкого хлопка в ладоши над самым ее ухом.

* * *

Вичу разбудил сильный отрывистый звук. Примеси какихто страшных шумов заставили ее вскочить с постели. Она взглянула на часы и поняла, что проспала. Накануне вечером она никак не могла заснуть. Воздух был насыщен незнакомой пульсирующей энергией, природа которой ускользала от нее. Эта энергия колыхалась рядом, только протяни руку и завладей ею. Вича тянулась к ней, но та, как будто дразня ее, тут же разлеталась по сторонам мелкими сгустками. Она не понимала, что происходит: похоже, что ее способности оставили ее.

«Не знак ли это близкого конца!?» В этот момент виккианской воительнице так не хватало мудрой Матрены. Вича уже подумывала разбудить Дичу и рассказать ему о том, как она его любит и любила всю свою жизнь.

Она боялась уйти вот так, не попрощавшись, не сказав последнего «прости». Тогда она не знала, что ее страхам суждено будет сбыться, но не в эту, а в другую, все еще далекую, но ужасную ночь.

Так, борясь со своей нерешительностью, она впала в глубокое забытье, и только оглушительный грохот за окном смог разбудить ее. Вича не слышала, как уходил Дича. Она не помнила, ни как он целовал ее, ни как подкладывал ей под бочок плюшевого Тэдди, ни шума отъезжающей машины, и даже лай провожавших мужа собак не потревожил ее сон. Но этот лязг корежащегося железа вывернул наизнанку душу. Она быстро накинула халат и выскочила на крыльцо. Прямо перед домом лежала сложенная пополам соседская машина, или, точнее, то, что от нее осталось. Над ней нависал большой пассажирский автобус, из мотора которого валил дым. Вича видела, как из задней двери легковушки медленно выкарабкивался Шурин сын. Она подбежала к нему и закричала прямо в ухо оглушенного ребенка: «Кто в машине!?» Мальчик наконец понял, что от него хотят, и истерически прокричал: — Мама! Вича бросилась к соседнему дому и, взлетев на крыльцо, начала остервенело колотить в дверь своими маленькими кулаками. Заспанный Шура с неподдельным удивлением уставился на нее: — Чего орешь, пожар, что ли? — Хуже! — выпалила она. — Смотри, что твоя жена натворила! Примчавшиеся спасатели уже достали автоген и вырезали проход к женщине, лежавшей без сознания в металлической ловушке. Удар пришелся с пассажирской стороны, и только благодаря этому, да сработавшей подушке безопасности было кого спасать. Нельзя было не поблагодарить и закон, запрещающий возить детей на переднем сиденье. Не будь этого правила, Шурин сын сейчас не сидел бы и не всхлипывал на поребрике. Сосед вопросительно посмотрел на Вичу и, не сказав ни слова, резко развернулся. Он шел, не оглядываясь, к руководившему спасением парамедику.