Они крутятся в моей голове по кругу, кружатся и кружатся. Но все они опираются на одну простую истину.
Он пришел за мной.
Я его, и он пришел за мной.
Обе версии Тэтчера полностью принадлежат мне. Тот, который заботится обо мне так, как он, возможно, никогда не поймет, и тот, который убийца. Человек, который не верит ни в какого бога и считает, что только жестокость может искупить грехи.
— Тэтчер…
Он поворачивает голову, и я вижу, как мертвы его глаза. В его взгляде ноль узнавания. Я могу быть кем угодно, стоящей сейчас перед ним. От холода у меня перехватывает дыхание.
— Он прикасался к тебе?
Вопрос пугает меня.
Не меня, не Коннера, а последствия действий Тэтчера.
Детективы в кампусе. Коннер Годфри — уважаемый учитель. Он лучший друг нашей главной цели. Эта смерть не останется безнаказанной. И я вижу по его глазам, что ему все равно.
Я видела, как выглядит кровожадный Тэтчер.
То, как он меняется, принимает человека, которого создал его отец, и процветает. Но это? Я никогда не видела этого. Царственная элегантность убийцы — садиста, не заботящегося о последствиях и не испытывающего ни малейших угрызений совести по поводу человеческой жизни.
Может ли он быть и тем, и другим?
Может ли он быть человеком, который так много чувствует, и одновременно тем, кто вообще ничего не чувствует?
— Тэтчер, — Коннер прочищает горло. Я наблюдаю за ним периферийным зрением, за тем, как он немного выпрямляется. — Есть довольно много людей, которые искали тебя. Я не думаю, что твое присутствие здесь — это разумно.
Годфри пытается защитить Тэтчера? Или, скорее, себя?
Тэтчер невиновен в убийствах подражателей, но вся его жизнь окрашена кровью. В Пондероз Спрингс нет ни одного человека, который бы не верил в каждый злой слух, распускаемый о нем.
Все они боятся его.
Мое горло сужается, когда я пытаюсь сглотнуть. Взгляд Тэтча напряжен. Он наблюдает за мной, ожидая моего ответа. Очень медленно, словно скользя, он движется в мою сторону. Голос Коннера мог бы быть и белым шумом.
— Не заставляй меня повторяться, Лира, — спокойно говорит он, расстегивая пуговицы на костюме и засовывая руку в карман.
Я держу в руках судьбу Коннера Годфри.
Его сердце практически бьется в моих маленьких руках, ожидая клинка. Я — судья и присяжные. Тэтчер — палач на виселице, ожидающий моего звонка. Все, что я скажу, решит жизнь и смерть.
Это власть, которой я обладала раньше, но о которой никогда не думала до этого момента.
Независимо от катастрофического исхода, я не могу солгать ему.
Он знает, что я не стану. Я обещала, что не буду.
— Да, — выдыхаю я, и это слово изгоняется из моих легких, как черная магия.
Я чувствую, как рвутся нити судьбы. Тэтчер приближается ко мне, отгораживая меня от стены из книг.
— Ты помнишь, что я сказал тебе, что произойдет, если он снова приблизится к тебе, любимая? — его пальцы ледяные, когда они касаются меня. Два пальца, поглаживающие бок моего лица.
Воспоминания о нас в мавзолее разворачиваются. Собственническая, дикая похоть, овладевшая его телом. Это был первый раз, когда он прикоснулся ко мне интимно и когда он дал мне единственное предупреждение о том, что случится с Годфри, если он подойдет слишком близко.
Это может все разрушить, разрушить Тэтчер, если кто-то узнает.
— Пожалуйста, — умоляю я, мои глаза горят. — Я не стою этого.
Его палец проводит по моей щеке, ловя каплю воды, прежде чем она упадет дальше. У меня перехватывает дыхание, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть, как он прижимает большой палец ко рту, стирая мои слезы со своей кожи.
— О, дорогая, — мурлычет он, глотая мои слезы, — ты этого стоишь. Кровопролитие и все такое.
ТЭТЧЕР
Дедушкины часы звонят как раз в тот момент, когда моя рука погружается в кожаные перчатки. Я сжимаю кулак, чувствуя, как материал натягивается на коже.
Коннер неуклюже ерзает на стуле, в который я его усадил. Его ремень затянут вокруг рук и талии, чтобы он не шевелился. Слишком много движения сделало бы меня неряшливым.
— Осторожно, — советую я. — Слишком много движений, и я задену артерию или отрежу какой-нибудь придаток.
Схватившись за спинку стула, я отворачиваю его от стола, чтобы он стоял лицом к двери. Пусть он увидит, как близко находится сладкий, сладкий побег. Кресло стонет на деревянном полу и стучит, когда я заканчиваю его двигать.
— Это смешно, — усмехается он, надавливая на ограничитель, — Мы оба были захвачены моментом. Твоя ревность заставляет тебя реагировать слишком бурно!