— Да, — Я опускаю голову в ложбинку на его шее. — Но не сегодня.
Я целую его плечо, крепко прижимаюсь к нему и вдыхаю его запах. Сегодня вечером я просто хочу быть с ним. Я не хочу думать или беспокоиться о том, что произойдет, когда мы покинем эту комнату.
Здесь он мой, а я его.
Конец.
Здесь мы будем жить долго и счастливо.
— Могу я задать тебе вопрос, Лира?
Я киваю, отстраняясь, чтобы он мог повернуть свое тело лицом ко мне. Мои брови хмурятся, я обеспокоена. Тэтчер всегда уверен в себе; он не задает вопросов. Он просто делает.
Но я могу сказать, что все, что он хочет сказать, заставляет его чувствовать себя неловко.
— Я… — он останавливается, его горло двигается, пока он подбирает слова. — Я иногда чувствую вещи, я думаю. Это физические реакции на определенные ситуации, но я никогда не могу их определить.
Его так долго приучали к этому, что он даже не может определить, что такое его эмоции. Тэтчер прожил большую часть своей жизни, убивая и отгораживаясь от чувств — конечно, он не знает, на что они похожи.
— Хорошо, тогда скажи мне, что они для тебя значат.
Глубокая V-образная складка на его лбу.
— Что ты имеешь в виду?
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться. Немного забавно, что этот всезнайка так растерялся.
— Когда ты проснулся от своего сна и понял, что это я под тобой. На что это было похоже?
Он берет один из моих локонов, проводит пальцем по пряди и слегка потягивает.
— Это было влажно. Скользко, как капли дождя на одежде, — откровенно отвечает он.
— Грусть, печаль, отчаяние, — говорю я ему, пытаясь вспомнить, какие чувства они вызывают у меня. — Это зависит от того, насколько сильный дождь. Дай мне еще одну.
— Шипение. Пузырьки, плавающие в моем животе. Я почувствовал это, когда ты подарил мне цифровое пианино. Это постоянное шипение.
Я улыбаюсь, широко и ярко.
— Счастье.
Мы делаем это, туда-сюда, некоторое время. Он объясняет, что такое каждое из этих чувств, а я пытаюсь их определить. Мы разговариваем часами, многократно перемещаясь по кровати. В какой-то момент его голова оказывается у меня на коленях, а позже я прислоняюсь к стене, пока он растирает мне ноги.
Мы скользим и плывем, заполняя пробелы в наших отношениях. Все те мелочи, о которых никто не думает, но которые в итоге оказываются самыми важными. Если бы я могла, я бы осталась здесь навсегда, с ним, вот так.
В какой-то момент он оказывается на мне, его большое тело раздвигает мои ноги, голова упирается в мою грудь, пока я массирую его кожу головы. Это медленное развитие, как наши руки начинают блуждать, а тела становятся живыми, пока его руки не обхватывают мои щеки, прижимая меня к себе, а затем он целует меня. Я погружаюсь в то, как его рот движется вместе с моим. Я толкаюсь в него, стремясь ощутить его вкус. Он стонет на моих губах, отстраняясь, чтобы пробормотать несколько слов.
Его руки проскальзывают под мою рубашку — ну, технически, — и я чувствую, как его ладони проходят по моим ребрам, двигаясь вверх. Наши языки — отчаянные любовники, ласкающие, перекатывающиеся, танцующие. Я стону, когда он устраивается между моих ног, гладкий материал его боксеров трется о мои бедра.
Мои руки тянутся к его плечам, еще больше притягивая его к себе. Я хочу, чтобы он прижался ко мне всем своим весом, вдавился в меня, слился воедино так, чтобы не осталось ни одного нетронутого уголка, спутался, как плющ.
Большие руки обхватывают мою грудь, пальцы щипают чувствительные соски. Он толкается в меня бедрами, растирая выпуклость своих боксеров о мои шелковые трусики. Я уже мокрая от смущения, испачкав нижнее белье своим возбуждением.
Он разнимает наши рты, опускает голову вниз, чтобы прикусить ткань рубашки, цепляется за мой сосок и дергает его. Я хнычу, надавливая на его зубы.
— Я хочу, чтобы ты заставил меня истекать кровью.
Слова парят в воздухе и нагревают мою кожу. Я слизываю его вкус со своих губ.
— Сделай меня своим, — он поворачивается между моих бедер, головка его члена касается моего клитора. Трение от нашей одежды усиливает удовольствие. — Я хочу быть твоим.
Мое зависимое, одержимое гребаное сердце рыдает от радости. Тепло распространяется по моей груди, как от внутреннего фейерверка. Есть что-то такое в том, чтобы принадлежать кому-то. Полностью, целиком и полностью.
Я принадлежала Тэтчеру годами. Кажется, что всю свою жизнь.