За дверью раздались тяжёлые пыхтящие шаги, явно пытающиеся скрыть своё звучание. Это могло быть только одно - какой-то церковник идёт, осматривающий комнаты.
- Бери книгу, лезь под кровать, быстро, Мартин! Давай же!
- Она не помещается, Вайт! Не хватает места для меня с этой громадиной! - Сюда, быстрее, дай мне её!
Я вырвал несколько последующих страниц, и незамедлительно запихал их в свой пыльный матрас. Остальную книгу я со всей силы выбросил в моментально открытое мной окно, и затем с такой же скоростью нырнул на кровать. Я лежал как никогда тихо, не издавая практически ни одного звука. Любой бы нормальный человек подумал лишь одно - я сплю непробудным детским сном. Подо мной лежал Мартин с нервно стучащими зубами, которые, к счастью, за дверью услышать было невозможно.
Через несколько минут малюсенькое окошко на входной двери, сделанное специально под глаз, заполнилось взглядом столь ненавистного мной монаха. Я не мог увидеть это, я же притворялся спящим, но прочувствовать всю тяжесть этой зловещей атмосферы, нагнанной, казалось бы, без особой причины, было проще простого. И вообще, разве это нормально - бояться до потери пульса священнослужителя? Разве так должен быть устроен этот приют?
Спустя несколько, скорее всего, сложнейших минут всей моей сознательной жизни, проверяющий наконец удалился прочь. Безусловно, потеря столь загадочной и неоднозначной книги оказала на меня сильнейший удар, но в любом случае, к чему она мне может понадобиться в том проклятом подвале, в который меня бы бросили просто-напросто умирать. Мартин не торопясь выполз из-под кровати, и молча, буквально на цыпочках, вышел за дверь и направился в свою комнату. Мы оба поняли друг друга без слов - завтра обо всём поговорим.
Я очень долго не мог заснуть. Произошло это только глубокой ночью, когда за окном уже сияло восходящее солнце, хотя, наверное, правильнее будет сказать ранним утром. Проснувшись через пару часов, я незамедлительно побежал умываться, надеявшись как всегда там встретиться с Мартином и остальными. Запихнув к себе за пазуху рисунок столь сомнительного «Тёмного древа Фолхелла» и остальные вырванные страницы, я хотел показать их старику Ксавье. Опасная затея, но пламенное любопытство взяло надо мной верх.
Но всё мне казалось, хотя, скорее, даже чудилось... словно я что-то забыл, какую-то действительно важную вещь, что-то такое, что забывать было нельзя.
С чувством неполноценности я поздоровался с парнями и Дианой, попросив их прийти сегодня вечером к ничего не знающему Ксавье. Старик жил один, в дряблом деревянном доме напротив общежития. В его хижине была лишь одна огромная комната, в середине которой стоял круглый стол с мягкими, отбитыми старой кожей стульями по кругу, в этом месте было очень легко и приятно вести беседу.
Я не сказал своим друзьям ровным счётом ничего. Про книгу, секты, древо и всё остальное. И Мартина тоже попросил промолчать, гораздо лучше будет всё рассказать вечером в исключительно-приватной обстановке.
День тянулся дольше обычного. Я не осмеливался читать столь желанные мной страницы в полном одиночестве, а вдруг там что-то такое, что срочно нужно будет обсудить? Вполне возможно, что там написана исконная правда о всей этой лживой церкви и приюта в целом, смогу ли я молча дождаться вечера с таким нетерпеливым багажом знаний? Поэтому и сидел на своём излюбленном пне, и пытался вспомнить, про что же я всё-таки так глупо забыл. Ну как же так случилось...
Незнакомые мне дети начинали стягиваться в столовую, так бессмысленно улыбаясь в лица этих мерзких монахов. Я разглядывал каждого проходящего ребёнка, в надежде узнать кого-то знакомого. Все они были на одно лицо, с одной эмоцией и одной мыслей - церковь - значит правильно. Умереть хочется от такого. Как волны бьются об скалистый берег, так простодушные сироты вламываются в эту противную столовую, в предвкушении вкуснейшей гречневой каши, и затем успешно получают тумаков за преждевременный вход. И так изо дня в день, из недели в неделю, из года в год. Меня уже начинало колотить от всего происходящего. Неужели никто не видит, что здесь происходит? А может ли быть такое, что всё это правильно? И все должны жить именно так? Возможно ли, что моё ребяческое мнение, навязанное гнусным стариком Ксавье, всё это время было неверным? Нужно остановиться. Мне незачем так глубоко думать, сейчас у меня забота одна...
Мои глаза остановились. Я не знал, что и думать, как действовать, это серьёзно взаправду? Все мысли перемешались в бессмысленную кучу. Я увидел ту самую, ту самую загадочную девочку, показавшуюся мне на первый взгляд интереснейшей особой. Я вспомнил, как вчера приводил её в чувства, я вспомнил, как искрились её кроваво-красные глаза, я вспомнил, как пообещал себе снова встретиться с ней. И сейчас я вижу, как она, столь необыкновенная для вчерашнего меня, с такой же навязанной глупой улыбкой спешит в воняющую гречкой столовую.