Но свадьбу планировали сыграть только через несколько месяцев. Ранкины все тщательно готовили для своей единственной дочери. А Селма ждала бы до последней минуты, прежде чем отказаться. Даже не задумываясь о том, что своим отказом она поставила бы меня в неловкое положение. Нет, здесь было нечто другое. Но что-то в этом духе. Что-то простое и глупое.
Несчастье может подождать. Я стер сообщение.
Вкус холодного пива успокоил меня. В это время суток я превращался из рейнджера в человека. Я сбросил форму и взял банку пива в душ. Старался ни о чем не думать. Просто наслаждался чистотой. Трансформация завершалась за пару минут. Убийца исчез. Теперь обычный парень ждал появления прекрасной женщины. А мальчик из Уэстфилда остался где-то далеко и был почти забыт.
— Милый, ты готов? — Джози вошла в дом. — Кино длинное, и я не хочу опаздывать!
Мы пошли смотреть «Бездну». Авторы фильма пытались связать загадочный мир морского дна с далекими просторами космоса, населенного «резиновыми» пришельцами. Как будто тайны подводного мира или космоса могут дать объяснение твоим земным страхам и сомнениям. «Близкие контакты мокрого вида», — назвала фильм Джози, когда мы сняли с коленей коробки от попкорна и направились к выходу вместе с толпой зрителей. Мы вышли на парковку, в горячий ночной воздух, и, пока я шарил в карманах в поисках ключа, она спросила:
— Ты бы умер за меня?
Она редко задавала подобные вопросы, но когда это случалось, я начинал злиться. И довольно сильно.
— Конечно, дорогая. Какие могут быть вопросы? — ответил я и почувствовал, как кровь прилила к лицу.
В фильме Элизабет Мастрантонио погибла ради Эда Харриса, чтобы они могли выбраться из подводной лодки. Затем он сделал ей искусственное дыхание и вернул к жизни. Во время этой сцены Джози даже всплакнула, я, кажется, тоже. Но я считал смерть очень серьезной вещью, а не темой для душещипательных бесед. Я был готов принять смерть ради моей страны и моих товарищей, потому что я — рейнджер. Однако мне не хотелось обсуждать эту тему. Да еще этот звонок от Селмы. «Бездна» помогла мне отвлечься, но после разговора с Джози я снова начал о нем думать.
— Он не умер за нее, — возразил я, открывая дверь «новы».
— Но мог...
— Она умерла за него. А он ее оживил.
Долгое время мы ехали молча.
— На что ты злишься? — спросила она.
— Скажем так, у меня сейчас много забот... и меньше всего я хочу думать о твоей смерти.
— Давай тогда поговорим, о чем ты сейчас думаешь. Что скажешь? — Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, а потом прижалась ко мне, но от ее прикосновения я съежился. Она отстранилась. Еще несколько минут мы ехали молча.
— У меня неприятности дома.
— Дома? В Канзасе?
— Селма звонила и оставила сообщение, но не объяснила, что случилось.
— Может, ничего серьезного?
— Может быть.
Джози снова прислонилась ко мне и нежно провела пальцами по щеке.
— Что бы это ни было, милый, мы справимся. — Она поцеловала кончики своих пальцев и прижала их к моим губам.
Когда мы вернулись, красный огонек автоответчика мигал не переставая. Звонили много раз.
Сначала бросили трубку.
Второй раз тоже. Потом заговорила Селма:
— Курт? Курт? Ты дома?..
Снова бросили трубку.
— Сержант Куртовиц, говорит доктор Карлсон из медицинского центра Уэстфилда. Вы не могли бы перезвонить мне вечером домой или завтра утром в больницу? Нам нужно поговорить о вашей матери. Номер моего кабинета... — Я остановил сообщение, нашел карандаш и записал необходимую информацию, стараясь ничего не упустить. Джози наблюдала за мной.
— Хочешь пива? — предложила она.
— Позже.
Я слушал мурлыкающую мелодию звонка в доме доктора. Потом кто-то снял трубку, и раздался низкий голос:
— Доктор Карлсон?
— Да.
— Это Курт Куртовиц, вы просили перезвонить.
— Да, да, — повторил он, словно стараясь подчеркнуть значимость своих слов. — Думаю, сестра рассказала о состоянии вашей матери, но вы узнаете все подробнее, если сможете приехать в Уэстфилд на... на несколько дней.
— Я не говорил с сестрой, — ответил я.
— Понятно. Но ведь вы знаете о состоянии вашей матери?
— Нет, не знаю.
— Вы не знаете?
— Не знаю, доктор, но буду очень признателен, если вы расскажете мне, что случилось. Моя мать больна?
— Да. Сегодня ей стало немного лучше, но...
— Что с ней?
— ...но, как я сказал, ситуация тяжелая.
— Что все это значит? Ей плохо с сердцем? У нее инсульт? Или, может, рак?
— Нет, нет, не рак. Это касается ее печени, но...
— Значит, дело в выпивке?
— Возможно. У нее проблемы с пищеводом. Там сильно расширились сосуды, это похоже на варикозное расширение вен, если вы понимаете, о чем я говорю.
— Мне кажется, в этом нет ничего опасного.
— Эти сосуды очень хрупкие. Прошлой ночью произошел несчастный случай, после которого вашу мать госпитализировали. Она до сих пор находится в палате интенсивной терапии.
— Несчастный случай?
— Кровоизлияние.
— Из пищевода? У нее пошла кровь горлом?
— Совершенно верно. Она потеряла много крови, но нам удалось остановить кровотечение.
— Теперь с ней все хорошо? Или у нее критическое состояние? Как она себя чувствует?
— Ее состояние не расценивается как критическое, мистер Куртовиц. Но необходимо принять ряд важных решений, и я подумал, что вы должны знать об этом.
— Где ее муж?
— Келвин сильно переживает. Он был с ней, когда началось кровотечение, и отвез ее больницу. Я дал ему успокоительное.
— Но если дело идет на поправку, я не знаю, как смогу ей помочь своим возвращением.
— Мы не уверены, что она быстро поправится. Возможно, понадобится хирургическое вмешательство. Однако с операцией могут возникнуть затруднения из-за проблем с весом.
— Затруднения?
— С операцией.
— Доктор, вы недоговариваете. Вам нужно мое согласие на операцию? Но зачем?
— Нет. Но с вашей стороны будет благоразумно, если вы приедете.
— Давайте поговорим начистоту, доктор. Вы думаете, что моя мама умрет? Вы это хотите сказать?
— Нет. Главная причина, по которой вам следует вернуться, то, что она хочет видеть вас. Подняв ей настроение, вы увеличите шансы на выздоровление.
Я минуту подумал, могу ли я срочно уехать, и, решив, что да, ответил:
— Скажите, я скоро буду.
Джози сидела в темном углу гостиной и слушала.
— Придурок, — бросил я, повесив трубку, — все врачи — идиоты. Сначала он сообщает, что маме лучше, а потом говорит, что я должен как можно скорее вернуться в Канзас.
Я открыл холодильник, и на меня повеяло приятным холодом. Джози стояла у меня за спиной и пыталась объяснить мне, что случилось с моей мамой. Но после разговора с врачом у меня перед глазами стоял образ матери, изо рта у нее текла кровь. И это было все, что я понимал.
В то утро в отделении интенсивной терапии находилось шесть человек. Я был первым посетителем, и меня никто не сопровождал. Я шел вдоль палат и смотрел на пациентов. Каждого из них окружала паутина трубок, с помощью которых больным подавали лекарства, кислород и откачивали мочу. Аппараты пищали, указывая частоту пульса. Я видел мужчину с невероятно раздутым животом; исхудавшую женщину, которая беззвучно открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Еще один пациент с перевязанным лицом мог быть как мужчиной, так и женщиной: его тело накрывала простыня, а лицо под бинтами казалось плоским. Семидесятилетняя женщина лежала с чем-то вроде клипсы в носу, через которую поступал кислород. Она стонала при каждом вдохе. Маленький мальчик, казалось, спокойно спал, но вокруг него повсюду виднелись провода, а сидящий около его кровати мужчина тихо плакал.
— Вам помочь? — спросила дежурная медсестра.
— Я ищу свою мать — миссис Куртовиц.
Медсестра посмотрела в свой список, перелистала все страницы, словно демонстрируя, как она старательно выполняет свою работу.
— У нас нет пациентки по фамилии Куртовиц.
Наверное, Келвин что-то напутал, сказав, что мама в отделении интенсивной терапии, но ее здесь не оказалось. Я испытал облегчение.