– Это просто. – Константин, не вставая, медленно показал движение. – Важно ещё пальцы сжать вот так. Но только перед самым ударом.
Пока остальные подпаски гоняли коров, не позволяя им выбраться за пределы пастбища, Константин делился с дедом разными тонкостями боевых искусств, стараясь при этом не особенно размахивать руками, потому как мальчишки, которых определили к стаду, были весьма глазастыми и уж точно не страдали немотой.
Наконец, когда дед хоть немного удовлетворил своё любопытство, стал сам рассказывать о жизни в селе.
– Тут у нас, паря, всё по-простому. Староста, он отвечает перед миром и перед князем. Налоги мы сдаём в казну уезда, но главный наш налог – люди. Каждый год на службу князю из села уходит пара подготовленных воев. Служат по десяти лет, а дальше как сами решат. Или деньгой получают выслугу и сюда возвертаются, или берут землёй на дальних рубежах и туда едут с хозяйством, или дальше служат князю, но уже там расчёт вдвое, а кому и втрое от прежнего, так что желающие есть. Кто-то идёт в вои сам, сверх списка, но тогда веси положен откуп. Или деньгами, или послаблением в подати. Но воинская служба у нас в почёте. В каждой деревне есть пусть маленький, но свой отряд. И от кромешных тварей защита, и от людишек лихих.
– Кромешные твари? – Константин заинтересованно посмотрел на главпастуха.
– В хорошем месте ты жил, если не знаешь, что это такое. – Старик вздохнул. – У нас кромка эта, почитай, рядом совсем. Только шаг ступи. Иной раз такое чудище вылезет, а деревенские и не сдюжат, тогда упырь откормится на силе человеческой, и упокоить такого большой крови стоит. То охотников да Перуновых сотен забота. Для того у них и сброя[2] лучшая, и брони, и сами вои из отборных. Иначе с кромешниками да тварями им не сладить. Но и честь Перуновым воинам великая. Но попасть в сотню тяжко, а в охотники ещё тяжеле. Из набора в три сотни Перуновым благоволением едва ли пара человек уходит. Остальные только после службы в обычных тысячах.
– А со мной как?
– Да как, оботрёшься в селе, а там посмотрим. Чего тебе сейчас куда лезть? Мозги у тебя встали нормально, вона как меня отбил. Остальную науку сам поймёшь. Одно скажу. Не знаю, как там у вас, откуда ты, но здесь с девками строго. Если понесла – женят. А так, вона к вдовушкам ходи, хоть корень сотри до комля. Они ж все корень мары пьют. А если и понесёт, то дитя как бы всего мира считается.
– А кто такие смерды?
Дед усмехнулся.
– Смерды – это те, кто под хозяином живёт. Едят – пьют, всё хозяйское. Ничего своего нет. Но и живота лишить смерда никак не моги. Кормить-поить обязан, одевать-обувать. А уж он на тебя работает, стало быть. Ну, как может. В смерды идут в основном или погорельцы, у кого семьи нет и помочь некому, или из долговых, за кого хозяин деньгами вступится, или совсем людишки пропащие, типа галицких или полонских. Есть ещё холопы, но их совсем мало. Тако кличут потомственных в услужении. Бывает до десяти поколений в слугах княжеских ходят.
– А вот эти герцоги там и графы, они к нам вообще как?
– Да никак. – Дед вздохнул и, приложив к глазам руку козырьком, посмотрел на солнце. – Служилые, те да. Но служилых не много. В основном больше таких, кто титул и достояние своё нажил как-то да часть денег обратил в родовой знак. Они в основном зовутся герцогами, графьями да баронами всякими. А служилые, те или князья с боярами, дворяне, стольники или вои. Есть ещё по службе всякие разделения, но это тебе пока ни к чему. – Он неожиданно легко поднялся на ноги и громко крикнул: – Егорка, Васята, собирай стадо! А тебе, – дед строго посмотрел на Горыню, – идти следом, смотреть, чтобы ни едина животина не отбилась.
Стадо собрали споро, тем более что в лес никто не забрёл, и под хлопки кнутов и лай огромных, черных, словно смоль, косматых псов погнали к селу. Костя шёл замыкающим и лишь посматривал, чтобы живность не отставала, для чего было достаточно щелкнуть бичом, и рогатый скот быстро сбивался в кучу.
До села была всего пара километров, и меньше чем через полчаса стремительно редеющее стадо брело по улице, разбираемое владельцами.
Тут-то и нагнал Горыню Никифор, пристроившийся рядом.
– Твой дом, вон, в конце улицы. Неказист, конечно, но крепкий. Хозяйства у тебя, можно сказать, нет. Столовался прежний Горыня или у бабки Тасьи, что приходится тебе дальней тёткой, или чего-то сам варил. Помогал соседям, чего тяжёлого сделать, и те платили продуктами. Всё. Мне пора. Зайду ближе к вечеру. Завтра с пастухами не вставай, отдыхай покамест.