Вот где впервые девушка увидела городских жителей — остроухих беловолосых и в тоже время темнокожих дроу в ладных костюмах из черной кожи с неимоверным количеством ремешков и карманов, светлых эльфов с длинными локонами в струящихся платьях, длиннобородых низких, но крепких гномов с суровым взглядом, а еще много разных странных людей, кои в ее деревне не встречались. Если бы она просто шла между ними по улице, то не переставала бы восхищаться и удивляться, но стоя в шеренге рабов, выставленных на продажу, она словно покрылась дымкой безразличия.
Противно наблюдать, как женщины пытаются понравиться, проходившему мимо мужчине в дорогом камзоле и с отвисшим брюхом. "Явно не закупщик из борделя", — появилась откуда-то мысль. Милка мотнула головой и опять потеряла к происходящему интерес, уставившись в пол. Главная задача — не упасть, хотя холод пробрал уже до кости, а вскоре даже неяркое зимнее солнце прекратило освещать измученное лицо. Отрешенно девушка поняла, что перед ней кто-то стоит.
— Эта, — послышался мужской голос. — Кто, откуда?
— Из провинции, — охотно ответил Рукин. — Кровь с молоком!
— Да где ты видел такое молоко? Одна кислятина с плесенью!
— О, сударь, сами знаете, что последний торговый день в этом году! Летом они краше яблочка, а зимой…
— Сколько ты за эту гниль хочешь?
Мила передернулась и попыталась отклониться, но тут же поняла, стоит ей лишиться поддержки плеч Ойме и Анны — она просто свалиться на землю.
— Сколько б не хотел, — послышался шипящий старческий женский голос, — мое дело!
— Драк… госпожа Зорна! — начал удивленно Рукин. — Какими судьбами?
— Да щас меня судьба в это убогое место приведет! Я по делу! А девку, — тут Милка почувствовала, что цепкие пальцы открыли ей рот, для осмотра зубов, — забираю.
— Но позвольте! — начал господин в камзоле. — Я первый…
— Был первый, стал последний! — накинулась на него женщина.
— Да как вы со мной разговариваете?! Вы хоть знаете, кто я такой?!?
— А вы знаете, кто я такая? — сурово спросила женщина. Странно было видеть, как невысокая старушка в одежде мало чем отличающейся от лохмотьев угрожает уважаемому горожанину. Тут слуга подпрыгнул к уху господина, выражение лица которого тут же изменилось, после чего они оба спешно ретировались. — То-то же, — удовлетворенно сказала женщина и уставилась на Милку.
— Госпожа Зорна, для меня такая честь… — жаворонком разлился Рукин.
— Молчать! — резко прикрикнула на него женщина и опять обратилась к Милке. — Ты кто такая? Откуда?
— Из деревни, — начал Рукин.
— Я сказала — молчать! — а потом снова повернулась к "говорящему товару". — Ну?
— Из Боржичей.
— Родные?
Милка вспомнила перспективы, которые предлагал ей отчим и глаза девушки наполнились крупными слезами. Выходит, что бордель в городе, что свинюшник дома — одна судьба.
— Понятно, — вдруг мягче сказала госпожа Зорна. — Готовить умеешь?
— Да, — пискнула Милка. — Каши, супы, мясо жаркое, хлеб и пироги…
— Такая малая, а все умеешь? — с чего-то удивилась госпожа Зорна. — Не то, что наши, городские… Чего ж так?
— У меня шесть маленьких дома, седьмой на подходе, — тут слезы не удержались и в два ручейка размазали грязь по щекам, — им. Пока дома жила.
Госпожа Зорна кивнула и бросила Рукину:
— Девку я покупаю.
— Конечно-конечно! Только никаких денег! Так сказать, подарок от фирмы!
— Хех! Фирму нашел! Не надо мне бесплатно! Плохая примета. На тебе десять медяков!
Десять медяков это цена упитанной уточки.
Вместо того, чтобы оскорбиться, Рукин почтительно раскланялся, даже более усердно, чем перед богатым господином.
— Ну, мелкая, пошли, — сказал она и отвернулась, чтобы уйти, но Милка не сдвинулась с места, тогда старуха вернулась и крепко схватила ее за руку, со словами: "Пошли, кому говорят" — потащила с рынка прочь.
Мила в последний раз оглянулась на вереницу женщин. Ойме и Анна украдкой помахали, другие женщины попытались улыбнуться, даже Тамара кивнула на прощание. Милка одними губами прошептала "спасибо вам" и повернулась вперед.