Попили чаю с пирожками. Тетка уложила племянницу на какую-то лежанку за дверью отдохнуть с дороги, а сама занялась хозяйскими делами. Лена исподтишка подсматривала за суетящейся Клавдией. Тетка, заметив, что та не спит, спросила:
– Не спится? Тогда помоги мне. Сейчас всё равно фотограф придет. Щелкать будет. Ты меня прибери, чтоб «облик» презентабельный был.
– Хорошо, ба… тетка Клава.
– Вот тут пригладь, а то вечно вихор торчит, как у мальца! И платочек поправь. Пойду в горницу погляжусь в зеркало, а ты после меня поправь, чтоб достойно было. Тут будь. Я кликну. Пирожка еще поешь. Этот с картошкой.
Тетка направилась в другую комнату, а Лена с удовольствием откусила пирожок. Клавдия пару минут шумела, чертыхалась за стеной. Потом смолкла и вскоре позвала:
– Заходи, племяшка!
Лена, жуя пирожок, зашла в зал и едва не поперхнулась. Посреди комнаты на столе стоял гроб, вокруг него горели свечи, а в гробу, скрестив руки на груди и зажав свечечку, с закрытыми глазами лежала тетка Клавдия. Девушка испуганно попятилась, больно ударившись о дверной косяк.
– Ты осторожней! Косяк выворотишь! – открыла глаза тетка. – Как я тебе? Надо в облике локон менять? Или шпильку? Поправь, ежели не так.
Племянница, с трудом проглотив кусок пирожка, подошла к столу. Тетка лежала смирно в веночках-цветочках, повязочках, как натурально усопшая. Не бабка, а огурчик. Краше в гроб уже и не кладут.
– Всё нормально, – промолвила Елена. У нее пересохло во рту и стало страшно тоскливо. «Господи, дурдом! Куда я попала?» – билась как птица в клетке мысль.
– Да ты не бойся. Фотку я хочу сделать заблаговременно, а то помру, где фотографа возьму, чтоб память обо мне оставил? Да и на крест личность мою закрепить надо будет.
Лена не знала, что и сказать. Слышно было, как жужжит муха меж стеклами. Потом к дому подкатил мотоцикл. Постучали в дверь.
– Есть кто? – послышался мужской голос. – Хозяйка, дома?
Тетка махнула племяннице рукой – иди мол, приглашай искусника.
– Деньги вон, на трельяже. Со всех сторон пусть снимет! – прошептала Клавдия, закрыв глаза и улыбаясь. В этот момент лицо ее прояснилось, словно солнце заглянуло в дом. Такой ее и увидел фотограф:
– С лукавинкой бабуля.
– Тетка она мне. – Елена с трудом справилась со смятением. Когда она столкнулась на пороге с молодым человеком, ей показалось, что это Модильяни. – Тетка Клавдия.
– Хорошая фотка выйдет, – кивнул фотограф. – Подсвети-ка, девица-красавица, фонариком вот так. Ага. Вот, отлично! Отличная бабка. Тетка. С лукавинкой. Как живая!
– Сколько я должна?
– Фотки принесу, тогда и расплатишься. С лукавинкой!
Фотограф поворотился уходить, а бабка села в гробе и спрашивает:
– Милок, а фотографии скоро будут готовы? – И ногу уже из гроба выносит.
Готовый ко всему, но только не к воскресению мертвых, мужчина, не пикнув, брякнулся на пол. Через несколько минут он очухался и тут же истребовал у воскресшей гражданки «настойки для компенсации морального стресса». Его просьбу тут же исполнили, и именно настойкой.
– Смородиновая. Знакомься, милок, – сказала Клавдия, протягивая фотографу пирожок с картошкой. – Это моя племяшка из города на Неве. Он теперь Санкт-Петербург называется. Слыхал о таком? Столица! Северная! Погостить приехала, поглядеть, как мы тут живем…
– И собираемся помирать, – пошутила племянница. «Не он, нет! Да и откуда он тут? А я откуда? Нет, нет, нет! Дьявольски похож…»
– Слушай, милок. Я деньги приготовила. Может, картошкой возьмешь? Мне сподручней будет. Вон мешок стоит.
– Возьму, – согласился тот. – Завтра.
– Да бери зараз. Чего он тут будет ждать тебя? Забирай!
– Спасибо, мамаша! Завтра фотки будут с утра в лучшем виде!
Фотограф покинул клиентку и на мотоцикле с люлькой, в которой лежал мешок картошки, поспешил убраться восвояси. Не успела Лена спросить, зачем тетке понадобилось фотографироваться, больна, что ли, и – главное – откуда этот фотограф, как та уже умчалась по делам.
– Я член правления. Заседание сейчас, – не без гордости сказала она. – А ты отдыхай. Больше никто не потревожит.
Клавдия ушла, а перед глазами Лены был не гроб с теткой, а она сама, до того живая, просто ртуть, что представить ее в гробу было никак нельзя, хотя только что и видела ее там. И, конечно же, Моди!
Надо сказать, внешность у Клавдии действительно была неординарная, запоминающаяся. Встретишь ее на своем пути – уже вряд ли забудешь. Начиная с фигуры, в ней поражало всё. Вроде подслеповатые, но зоркие до хищности глаза, скорее жилистое, чем сухое, туловище наклоном вперед, ноги, хоть и подшаркивают, но еще могут и ударить рысью, руки по сторонам клешнями вовнутрь в готовности №1 подобрать всё, что плохо или не там лежит. Одежда с обувью – в ней хоть в лес, хоть на ядерный полигон, не только предохранят, но и спасут.