– Здесь, что ли? – спросил грубый голос. – Ни черта не видно. Никто вроде не валяется.
Раздался звонок. Кукуев открыл. Ввалились трое в форме и двое в штатском. Кукуев поднял руки вверх. За его спиной стояла Галина с топором в руках.
– Родненькие! Сдаюсь! Это там! Это там, наверху! Вот этот топор – я им хотел идти убивать.
– Остынь, Раскольников, – пророкотал майор. – Без тебя разберемся. Где убиенный? И граната?
Галина схватила левой рукой скалку и закричала:
– Я его, паразита, не топором, а вот ей!
– Ну, и где он?
– Наверх утащили.
– Граната где?
– Да ка-акая граната?
Власть с гулом поднялась наверх, позвонила и нетерпеливо застучала руками и ногами в дверь. Дверь открылась, наверху зашумели, закричали, попадали на пол. Потом глухо и властно зарокотал майорский голос, после него приглушенно зажужжал целый рой рядовых паразитов, снова рокот, снова жужжание. Взвизгнуло: «Не имеете права!» Упало. Рокотнуло: «Имеем!» Взвизгнуло невнятно и опять упало. Упало в третий раз, но уже молча. Жужжание стихло, стукнула растворенная дверь, стадо вышло и с топотом проследовало вниз. Снизу зарокотало: «По машинам!»
– Повели! Повели кота на мыло! – радостно шептал Кукуев, а Галина так сильно сжимала топор и скалку в руках, что у нее побелели пальцы. А наверху было тихо-тихо… Кукуеву уже стало казаться, что он и впрямь рванул там противотанковую гранату от всей души.
Во дворе в свете фар трех милицейских «газиков» шла беседа представителей власти и паразитирующей при этой власти части населения. Судя по размерам пятна, эта часть была довольно приличной, в смысле количества. Было никак не меньше человек двадцати.
Двоих или троих «паразитов» затолкали в машину и машины уехали. Большая часть пятна поползла со двора вон, а меньшая направилась в подъезд. «Что же это? – побледнел Кукуев. – Возвращаются?!» Мимо прошлепали и процокали три-четыре человека, скорее всего девицы. Кукуевы успокоились. Дом тоже успокоился. Обыватели посмотрели из темных окон во двор, обсудили разгул преступности и бессилие властей, кто попил чайку, кто хлебнул водки, помочились, почесались и снова легли спать. Наверху было тихо. Только часов в пять утра кто-то разбил об пол бутылку, женский голос истерически закричал, а потом зарыдал. Сквозь тяжелую дрему казалось, что сначала проорал петух, а затем загундел индюк. Через пять минут все стихло.
В 10.35 утра Федула со своего поста видела, как сверху спустились пять шалыхвосток с сумками. Одна из них, маленькая, полненькая и кучерявая, кивнула в сторону 41-й квартиры и сказала:
– Там, девушки, такой… – последние слова Федула не расслышала, так как они потонули в шуме шагов и смехе. Федула долго ломала голову, кто же это «такой». Да козел, решила она и успокоилась.
И с этого дня в квартире 43 наступила тишина. А квартира 41 обрела рай.
Испытание водой
Всю вторую половину мая и первую половину июня квартира 43 пустовала, и Кукуевы почти забыли о ее существовании. Пару раз приезжал «Мерседес». Из него не спеша вылезали полный мужчина и полная женщина, не спеша шли в подъезд, поднимались на четвертый этаж и проводили в 43-й квартире минут десять-пятнадцать, после чего, так же не спеша, спускались во двор, залезали в машину и уезжали.
В начале июня, буквально в один день, уехали жильцы из 44-й квартиры. Они поменялись на другой район с какой-то сумасшедшей доплатой. Но в их квартиру тоже никто не въехал.
В третий раз «Мерседес» прикатил вместе с джипом. Из «Мерса» вылезла та же парочка, а из джипа выскочил мужчина средних лет. Они поднялись наверх, быстрее, чем в первые два раза, и пропадали наверху битый час.
Через два дня, в понедельник, в восемь часов утра в подъезд зашли пять здоровенных мужиков, а через несколько минут на «Ниве» прикатил шестой, субтильный. Он прыжками преодолел лестничные марши, и Федула пробормотала себе под нос: «Так, пять бугаев и один козлик». Это была бригада строителей-ремонтников во главе с опытным бригадиром-козликом. Через полчаса подъехал вишневый джип. Из него выскочил знакомый уже жильцам подъезда мужчина средних лет. Кукуев в этот день на работу собирался идти к вечеру, так как ночью предстояло встречать фуры с окорочками. Он брился, когда наверху зашагали тяжелые шаги, много тяжелых ног уверенно топтали стертый поколениями граждан потрескавшийся отечественный линолеум. Ноги потоптались, потоптались, спустились во двор, сели в подъехавший грузовичок с крытым верхом и укатили, а наверху еще долго шарились две или три пары более легких ног, не привыкших ежедневно перетаскивать вниз-вверх кубометры и тонны грузов: вниз – мусор, доски, битую плитку и камни, ржавые трубы и батареи, черные ванны и рыжие унитазы, наверх – то же самое, только новое и блестящее.