— Ты настолько привык спать вместе с братом?
— Угу, гарантия его безопасности, настолько, — согласился Мадара, повторяя процедуру. — Хочешь съязвить по этому поводу?
— Нет, — качнул головой Тобирама. — Это не то, над чем стоит смеяться.
Сенджу закрыл глаза, показывая, что не намерен продолжать разговор. Вспомнилось, что когда он был младше, они тоже спали с Хаширамой в обнимку — особенно после смерти отца. Пускай они считали, что Буцума неправ по многим вопросам, но нельзя было спорить с тем, что отец был для них столпом и опорой. Особенно для Тобирамы, который признавая, что Буцума, как и все взрослые, может чего-то не понимать, не ставил под сомнение его авторитет.
— Ты вообще понимаешь, что такое «в обнимку»? — поинтересовался Мадара скептично, пододвигаясь ближе и планируя как-нибудь передвинуть Тобираму поудобнее. А то лежит, будто в засаде.
— Слушай, ещё вчера бы я тебя без сомнений прирезал, — возмутился Тобирама. — Не требуй от меня такого же неадеквата, как от Хаширамы.
Мадара вздохнул, подумав о том, что Изуна-то наверняка уже устроился с удобствами.
— Тобирама, — терпеливо начал он. — Фишка в том, чтобы чувствовать движения друг друга. Это не сработает, если ты будешь лежать в полуметре. Ну хочешь я повернусь, а ты обнимешь?
Сенджу подумал, качнул головой:
— Нет. Это не сработает, если уступки будет делать кто-то один. Просто… Дай мне пару минут.
Мадара терпеливо ждал, стараясь не заснуть сразу. Для того, кто должен усыплять бдительность для совершения подлого удара, Тобирама слишком сильно говнится. Да, совсем уж расслабляться не стоит, но… Изуна спокойно и без сопротивления отошёл к Хашираме. В способности отото разбираться в людях он не сомневался, а значит, таки не уловка… И таки как минимум он — не отступился.
Доверия ко всем Сенджу это не давало, но вот младший брат старшего специально расстраивать не будет. Разве что по неосторожности…
Тобирама размеренно дышал в определенном ритме, взвинчивая сенсорные способности на полную. Да, только Мадаре придет в голову, что спать рядом со вчерашним врагом лучше, чем без него. Тора привык спать один, и близкое дыхание, сердцебиение, тепло чужого тела непроизвольно заставляли быть настороже. Но если не просто ощутить их… Если прочувствовать до последней жилочки и мельчайшего движения чакры… вобрать это в себя, принять и переварить…
Тобирама медленно, осторожно протянул руку, укладывая её на плечо Мадары в неловком объятии.
Тот потянул его на себя, укладывая поудобнее и практически мгновенно отрубаясь. Как там? Друзей держи близко, а врагов — ещё ближе? Ну вот как-то так, да…
*
У Изуны проблем с Сенджу не возникло. Он просто вышел к ним, робко улыбнулся, помахал ручкой и сказал:
— Привет.
Суровые вражеские шиноби дружно дрогнули.
Изуна рано понял, что взрослые — тупые обманщики, которые ничего не знают о мире, знать не хотят и не хотят, чтобы ты узнал. Они говорили: «Ты должен скрывать свои эмоции, ты не должен показывать слабости», — но зачем скрывать, если от одного полного надежды взгляда маленького Изуны-чана взрослые превращались в послушное, на всё готовое желе. Зачем нужно что-то скрывать? Зачем лишать себя такого мощного оружия?
И Учиха Изуна стал на путь покорения милоты.
Во время долгих наблюдений он заметил, что милым считается то, что побуждает человека его защищать. Особо — детская внешность и детская же беспомощность. Хрупкость цветка. Ни от чего не защищающий пушок котёнка. Смешные неловкие лапки щенка. Чтобы у человека появилось желание защищать, нужно, необходимо, обязательно надо показать ему свою уязвимость. Что шло вразрез со всеми наставлениями взрослых.
Но показывать надо не абы как. В испуганную крысу летит кунай, испуганного котёнка гладят и кормят. Капризного ребёнка пинают под зад, а вежливого и делающего вид, что изо всех сил старается — жалеют. Действует не всегда и не на всех… Но гораздо больше, чем принято считать. Зато в бою точно не поможет, из-за чего Мадаре скрепя сердце приходилось его тренировать. Не то чтобы Изуна был сильно против… Он хоть и умел быть милым, но всё же оставался задиристым засранцем Учихой и был всегда не прочь подраться.
Это не значило, что внутри него сидит злобный коварный монстр, который просто носит маску милого мальчика, нет. Маски — это вообще фигня. Создаются сложно, особенно если качественные, управляются тяжело, да ещё и имеют свойство прилипать. Да ну к чёрту такой геморрой! Он действительно был милым мальчиком, просто умел очень хорошо это показывать. Да так, что почти забывалось, что этот мальчик — один из сильнейших бойцов клана. Мадара частенько называл его заразой или подлецом, просто чтобы напомнить себе и меньше вестись.
Не сказать, чтобы это особо помогало.
В общем, нии-сан знал, кого отправлять в стан врага. Если думать хладнокровно, то лучшего кандидата не найти. Но всё равно обидно.
— Хаширама-сан, можно я вас обниму?
Сенджу, если и удивился, то виду не подал.
— Конечно, какие вопросы? — проговорил он, открывая объятия.
— Вииии! — восторженно запищал Изуна и повис у него на шее. — Как здорово! Я уж боялся, уговаривать долго придётся! Обнима-а-ашки!
Тёплое тело в руках, не пытающееся его убить, чем не начало доверия?.. Кроме того, он уже давно планировал полапать Хашираму.
Сенджу к повисанию на себе отнесся спокойно. Его не удивило ни само желание Изуны — и так ясно уже, что Учиха очень тактилен — ни искренность, с которой его обнимали. Хаширама вообще не понимал, почему простые проявления чувств временами вызывают у людей столько проблем. Почему нельзя обнять, если хочется. Сказать, что скучаешь. Признать, что кто-то тебе нравится — пусть не перед всеми, но хотя бы перед собой.
Изуна ему нравился — и тем, что умел выпускать эту искренность, пусть и по большей части как оружие, и просто сам по себе. Так зачем отравлять хороший вечер и приятные обнимашки подозрениями?
Тем более, необоснованными?
*
Утро началось… Собственно, утро никак не началось. Дураков будить Мадару в клане Учих не нашлось — возможно, вымерли при предыдущих попытках. Тобирама, чутко вскинувшийся, когда кто-то прошел чуть ближе к дому, чем стоило, убедился, что жуткий-злобный-кровожадный Учиха его за ночь не придушил и даже не попытался. И вообще спит сном счастливого праведника, ничуть не беспокоясь, что тут рядом не связанный Сенджу.
Желание сделать какую-нибудь пакость тут же возникло, но Тобираме было настолько сонно, лениво и в кои-то веки не нужно никуда спешить и ничего делать, что дальше мысли пририсовать Мадаре узоры на лице водостойкими чернилами не ушло. Более того, Сенджу оценил, что глава Учих во сне не вертится, не пинается и успешно заменяет собой печку. Разве что норовит зацапать, как любимую подушку, но пока он делает это достаточно аккуратно, можно и потерпеть. Так что Тобирама зевнул, повернулся на другой бок и закрыл глаза, намереваясь отоспаться впрок.
Мадара, насторожившись от движения, снова расслабился. Сквозь сон он почувствовал, что тело рядом имеет непривычные габариты и запах, и лишь через секунду до него дошло, что это не Изуна.
— Нифигасе у тебя обнимательность, — поделился Учиха наблюдением, потираясь носом о плечо. — А по хмурой роже ни за что не догадаешься.
— Учиха, спи, — буркнул Тобирама, которому было откровенно лень разводить разборки с утра, пусть и не пораньше. — Кто-то вчера стонал, что злобный я его разбудил.
— А я уже выспался. Работать пойдём?.. Хотя нет, ладно, уговорил, ещё полежим…
Сенджу захапали плотнее, к спине прижалось горячее и разве что не мурлыкающее тело.
— На обогреватель бы тебя пустить… — поделился мелькнувшей мыслью Тобирама.
Лежать было удобно, чужое дыхание и сердцебиение не раздражало — собственно, они до сих пор дышали в унисон, Тобирама как с вечера вошёл в резонанс, так до сих пор в нем и находился. Некоторые шиноби могут замедлить и даже ненадолго остановить собственное сердце, имитируя смерть — и с таким братом, как Хаширама, грех было не освоить столь полезный трюк. Подстроиться же под чужой ритм и дыхание проще, это со временем осваивает любой, кому приходится охотиться на двуногую чакроиспользующую дичь. Чтобы не выдать себя дыханием. Чтобы не выдать себя неловким движением. Чтобы не вызвать подозрений у жертвы до того, как станет слишком поздно. Принять её ритм, слиться с ней, ощутить себя частью чего-то другого… И безжалостно уничтожить это целое, вновь обретая индивидуальность.