— Какого хрена! — Нейт кричит, пока машина дергается от новой скорости. — Что. . Блядь?! Ты понимаешь, что ты только что сделала? Почему? Почему, Кокберн? Зачем ты портишь свою жизнь, пытаясь спасти задницу без будущего? — Он кричит и бьет кулаком свое сиденье, дверь, все вокруг, кроме меня. Хотя я подозреваю, что я единственная, кого он хочет ударить прямо сейчас. — Я закончил, но ты все еще можешь идти и жить в чертовой Айове, которая, кстати, была родиной человека, который изобрел нарезанный хлеб. Ты это знала? Я знаю. Ты знаешь почему? Потому что я погуглил, где ты хочешь жить. Потому что я люблю тебя. Потому что ты мне чертовски нужна живой и невредимой! Остановись прямо сейчас и иди с Некомпетентным офицером, пока не поздно. Сделай это, черт возьми, сейчас.
— Нет! — Я снова накачиваю газ, соскальзывая с шоссе на проселочную дорогу. У офицера еще даже не было возможности сесть в свою машину, но я знаю, что очень скоро полиция будет у нас на хвосте.
Я надеюсь, что это не закончится на телевидении. Мне всегда интересно, кто эти идиоты, которые на самом деле убегают от полиции. Ну, теперь они — это мы .
— Я не оставлю тебя, — говорю я ему. — И я уже говорила тебе, что Айова вне игры.
— Я застрелю тебя. — Он вонзает пистолет мне в ребра. Онемение боли распространяется по всей области. Я не вздрагиваю.
— Ты не сделаешь этого. — говорю я спокойно. — Ты любишь меня.
— Блядь! — он пинает приборную панель своей длинной ногой, не в силах сдержать кипящее разочарование. — Кокберн, я не хочу, чтобы тебя заперли на всю жизнь. Пожалуйста, пожалуйста, — умоляет он, склеивая ладони, зажав между ними пистолет. — Остановись и позволь им забрать тебя. Они позаботятся о Годфри. Я скажу им, что сам убил Себа. Пожалуйста, Прескотт.
— Нет.
Он на мгновение замолкает, сжимая пальцами нижнюю губу, как он всегда делает, когда думает.
— Я убью себя. — Внезапно он целится в основание горла, прямо под адамовым яблоком, украшенным танцующим пламенем и смеющимися демонами. — Сделай это, Кокберн. Я больше не буду спрашивать.
— Оружие для слабаков, — шиплю я ему в ответ, даже не удостоив его взглядом, мое внимание сосредоточено исключительно на дороге впереди. — Ты никогда не убьешь себя. Тем более из пистолета.
Мы въезжаем все глубже в густой лес. Какой лес? Кто, черт возьми, знает? Я понятия не имею, где мы находимся, только то, что мы едем на север. Черт. Если бы я случайно забрела в Йосемитский парк, я бы никогда не знала, как оттуда выбраться. Наконец, Бит отводит пистолет от своей шеи и качает головой.
— Что ты делаешь, кексик?
— Я понятия не имею. — Мои слезы делают еще одно разочаровывающее камео. — Но я хотела бы узнать, когда ты рядом со мной.
Потирая костяшки пальцев о щеку, он громко выдыхает. Я молча молюсь, чтобы он придумал план, любой план, который поможет нам выбраться из леса.
— Отступай на юг. Будем искать жильё. Надо бросить эту машину и найти другую.
Выехав из леса, мы возвращаемся на шоссе, переулки которого разделены длинным рядом высоких деревьев. Мы едем на юг, мелькая рядом с полицейскими машинами, направляющимися на север, по-видимому, чтобы попытаться найти нас. Вскоре мы натыкаемся на настоящую жемчужину. Это маленький городок, заброшенный или, по крайней мере, не полностью заселенный. Нас поглощает мрак, неосвещенный городскими огнями, и нам требуется ровно три минуты, чтобы сбросить Camaro в болото и врезаться в белую Kia Soul. Поговорим о том, как не высовываться. Существует неписаное правило, что вы не можете купить Kia Soul, если вам от сорока до восьмидесяти лет или у вас не менее трех плаксивых детей на заднем сиденье.
Нейт вздыхает с облегчением, садясь на водительское сиденье и упираясь лбом в руль, наслаждаясь ощущением пространства между ногами и педалями. Бьюсь об заклад, это намного лучше для него, чем Corvette или Camaro.
— Я еще раз спрошу. Ты все еще хочешь пройти через Годфри, или ты хочешь, чтобы мы поехали прямо в Сан-Франциско и сели на первый же самолет, вылетевший из этой проклятой страны? Забудь о Вальехо. Мы всегда можем вернуться, когда дерьмо остынет.
Я откидываюсь на спинку сиденья и складываю руки на коленях. Я знаю, что он хочет услышать. Он хочет услышать, что мы уберемся отсюда как можно скорее. Если мы еще можем. Чем больше времени мы теряем, тем больше шансов, что нас поймают.
Но я не могу допустить, чтобы Годфри ходил свободным и счастливым, и я определенно не могу уйти, не узнав, что случилось с моим братом. Жизнь не стоила бы такой жизни.
— У него все еще есть частичка моей души, — говорю я, не решаясь поднять глаза, чтобы увидеть, что в его взляде. — И мой брат — единственная причина, по которой я не отказалась от жизни.