Прескотт.
Внешне она обычная, привлекательная оболочка. Грудастая и блондинка, мало чем отличающаяся от той цыпочки из "Блондинки в законе" . Легкомысленная и закутанная в дорогое платье. Затем вы копаете глубже и обнаруживаете покрытого шрамами, напуганного, смелого, напуганного воина. Выжившая, которая не позволит своим врагам сойти с рук за то, что они с ней сделали. Заботливая сестра, любящая женщина, которую предали. Злая, но все же милая, как чертова песня Пинк. Ее так много. Ее слишком много . Но я понимаю, почему она хочет их смерти.
Годфри.
Себастьян.
Кэмден.
Я бы с радостью помог с первыми двумя, потому что у меня есть претензии к ним, которые так же глубоки. Кэмден, с другой стороны, не моя проблема. Я помогу, чем смогу, но это на ней.
Я следую за Прескотт вверх по лестнице в ее квартиру, наблюдая, как ее икры набухают, когда она поднимается. Мы не поднимались на лифте, чтобы убедиться, что лестница свободна. Она подходит к черной деревянной двери, одной из немногих в чистом, небрежно освещенном коридоре, и достает мой кинжал из-за пояса нижнего белья. Она, блядь, сохранила кинжал, которым ударила меня. И она собирается использовать его, чтобы проникнуть в собственную квартиру. Я наблюдаю с трепетом и игнорирую свой дергающийся член. Эта девушка сумела достать меня так, как никто другой, и не просто так.
Прескотт — это буря, и она подметает мою задницу быстрее, чем торнадо, разрывая дерьмо на своем пути, даже не давая мне возможности сделать шаг назад и изучить беспорядок, который она оставляет после себя.
Я не собираюсь называть то, что я чувствую к ней, но есть одна история, которая всегда висит над моей головой, как гильотина, когда она рядом.
Сбой.
Не падение. Падение требует времени. Меня бросает во что бы то ни стало, я быстро разбиваюсь, ударяясь о каждую чертову ветку Дерева Чувств на своем пути вниз, прежде чем упасть на самое дно с леденящим кровь звуком. Приземлившись так сильно, я оставляю чертову вмятину в форме сердца.
Она открывает дверь, прижимая кинжал к ручке под идеальным углом, толкая ее и кивком головы сигнализируя мне следовать за ней.
У Коротышки есть ходы.
Горошек идет в свою спальню и открывает ящики, пока я заглядываю в ее квартиру. Это простая двухкомнатная, бежевые ковры, черный диван, телевизор с плоским экраном, ноль картин, ноль мебели, ноль индивидуальности. Здесь ей было не по себе — она выжила. Горошек расстегивает рюкзак на голом матрасе и бросает в него толстую пачку кредитных карт, связанных вместе резинкой. Затем она бросает нижнее белье, лифчик, примерно пятьсот мячей для снятия стресса, деньги, которые она, по-видимому, прятала под кроватью, и жестяную банку с изображениями Парижа и Лондона.
— Что в коробке? — спрашиваю я у нее за спиной, чувствуя себя инструментом. Я просто стою здесь и ничего не делаю, помогая, как чертова тряпка.
— Героин, крэк, крысиный яд, — ровно отвечает она, продолжая собирать вещи. — Возможно, нам придется проявить изобретательность, когда мы нанесем им удар. Приятно иметь несколько трюков в рукаве. Я иду в душ. — Ящик с грохотом захлопывается. Я хочу пойти с ней. Черт, я хочу кончить в нее. Но рационально я знаю, что для того, чтобы она мне доверяла, мне нужно держать свой член в штанах, пока она не будет готова к большему. Она подверглась сексуальному насилию, и я не собираюсь притворяться, будто этого никогда не было. Мы преследуем ублюдков, которые сделали это с ней, и не успокоимся, пока наши пальцы не будут обагрины их кровью. Кроме того, это путешествие не о киске. Речь идет о чудесных, извилистых, темных путях, ведущих к одной цели: свободе.
С практической точки зрения, кто-то должен следить за тем, чтобы Годфри и его ручные собачки не появились внизу с достаточным количеством боеприпасов, чтобы уничтожить Северную Америку.
— Считай. Я буду наблюдать. — Я касаюсь щели в ее черных жалюзи и заглядываю в нее.
Она колеблется на мгновение, прежде чем коснуться своей щеки, как будто ей только что сделали комплимент. Что заставляет меня чувствовать себя еще большим придурком. Она тронута, потому что я не заставляю себя лезть ни в ее ванную, ни в ее киску.
— Спасибо. Я скоро вернусь.
Я нравлюсь Прескотт, но она мне все еще не доверяет. Она дважды запирает дверь своей ванной, и я знаю, что мой кинжал все еще спрятан под ее восхитительным нижним бельем. Она спросила мое полное имя, но, вероятно, солгала мне о ребенке, когда я спросил ее об этом. Мне нужно помнить, что она хранит от меня кое-какие секреты. Ей нельзя доверять ни в каком виде.