Кроме того, для тех, кто был в отрубе, придумали действительно нужный и важный сервис – доставку на дом специально нанятыми частными такси, дежурившими возле сексзаведения с вечера и до закрытия. В отличие от многих других, я этими услугами не пользовался даже если был в полном ауте – от бара до моего дома было ровно четыреста двадцать трезвых шагов. Конечно, по пьяни расстояние почему-то значительно удлинялось и я всегда удивлялся такому феномену, но мне вполне хватало сил, чтобы вырваться из тисков этой аномалии и благополучно добраться до своего двора. Дальше я обычно передвигался на автопилоте, доставлявшем меня прямо к кровати.
Бар назывался "Рука удачи", но местные острословы переименовали его в "Шаловливые ручки". Дело в том, что часть просторного полуподвального помещения питейносексуального заведения была разбита на крохотные кабинки, в которых чаще всего обретались одинокие мужички с несколько нестандартной сексуальной ориентацией. Они потихоньку наливались спиртным и удовлетворяли свои фантазии и потребности рукоблудием, подсматривая за обнаженными по самое некуда стриптизершами из-за ширмочек. Так как в кабинках обычно собирался народ тихий и воспитанный, завсегдатаи не обращали на них никакого внимания, что привлекало в бар и любителей посекретничать, благо в помещении всегда царил полумрак и ярко освещался лишь подиум.
Вечер был из разряда проходных. Это когда в холодильнике пусто, в квартире бардак и нет ни сил, ни желания навести порядок, на улице дождь, а в кармане чаще всего фиг с маслом.
Как я и предполагал, охранно-сыскное агентство, едва родившись, тут же начало медленно, но верно, умирать. Правда, не в конвульсиях, но от этого легче не становилось; по крайней мере, Сереге и Маркузику, соответственно боссу и главному идеологу нашего предприятия. Только я, шнурок, как Фома Неверующий, которому все по барабану, ходил с независимым видом, поплевывая через губу. А поскольку надежды на зарплату в агентстве были весьма призрачными /если не сказать – нереальными/, то я по-прежнему разгружал вагоны, копал траншеи и спускал заработанное в "Шаловливых ручках".
Единственным неудобством во всей этой истории с агентством оказались каждодневные оперативки, проводимые Платом с девяти до половины десятого утра. На этих посиделках я большей частью дремал, а Серега и Марк спорили до хрипоты, разрабатывая стратегию и тактику работы частных детективов в условиях недоразвитой демократии.
В баре, как всегда, было людно. Я протолкался к стойке и облегченно вздохнул. Сегодня работал бармен Жорж, предоставлявший мне "кредит" на спиртное; правда, под совершенно грабительские проценты, но в наше время подобный вотум доверия и впрямь стоит дорогого. Его сменщик, Васька Абрикосов, был жлобом, жмотом и вообще рафинированным сукиным сыном, к которому не подъедешь и на хромой козе; меня так и подмывало поймать его в темном углу и размазать по стенке.
– Сэр, мне как обычно, – выспренно сказал я Жоржу, в миру Григорию Волобуеву.
– Между прочим, ты мне должен… – он заглянул в свой "кондуит", где среди других страдальцев я значился под восемнадцатым номером. – Ну очень много… – Жорж начал подсчитывать.
– Скажи проще – до хрена. И побыстрее налей – душа горит. Ты ведь знаешь, я всегда плачу по счетам.
– Опять на карандаш? – с тяжким вздохом спросил Жорж, работая шейкером.
– Не у всех же такая лафа в жизни, как у тебя. Сам знаешь, кризис… мать его… не прекращающийся с начала перестройки. Когда "мерс" купишь?
– Я что, больной на голову? Мне хватает подержанной "девятки". Налоговая полиция совсем озверела, шеф подумывает о закрытии бара. Так что моя лафа как воздушный шарик – вот-вот лопнет.
– Не мандражируй, я тебя в напарники возьму. Копать можешь?
– Спасибо на добром слове. Я лучше на пенсию пойду. Мне одного твоего долга достаточно, чтобы безбедно прожить год. Не считая остальных… – Он потряс блокнотом с перечнем должников.
– Интересно, где ты свои накопления хранишь? – поинтересовался я с простодушным видом.
– Хочешь взять на гоп-стоп?
– Ого, какие мы слова знаем.
– С кем поведешься… – буркнул Жорж, подвигая ко мне вместительный стакан с коктейлем и орешки. – А все накопления я пустит в оборот. И их вовсе не так много, как тебе кажется. В нашей стране хорошо имеет только тот, кто всех имеет. То есть, власть.
Или тот, кто сидит на нефтяной или газовой трубе. Остальным достаются лишь крохи с барского стола.
– Птичка по зернышку клюет, а сыта бывает, – с видом пророка выдал я библейское изречение, и удалился в свой любимый угол, где стоял почти всегда пустующий стол.
С этого места подиум практически не просматривался, поэтому любителей созерцать чужие затылки находилось очень мало. Зато отсюда хорошо был виден вход в бар. Мои военные приключения научили меня не доверять никому и ничему, а в особенности оставлять свою спину незащищенной. Сколько салаг на этом погорело во время так называемой "чеченской" войны – не счесть. Уютная атмосфера какой-нибудь забегаловки в вечерний час и полная расслабуха в парной теплыни после многочасового поиска на морозе могла в мгновение ока взорваться автоматными очередями, которыми щедро сыпал любезный и услужливый чайханщик, совсем недавно угощавший нас люля-кебабом с мяса дохлой овцы и дрянной самопальной водкой. На войне выживает в основном зверь – осторожный, жестокий, коварный и хитрый; особенно эта аксиома касается человека моей воинской специальности. Эту истину мне не раз пришлось окропить собственным потом и кровью, потому она, словно колючий червь вгрызшись в мозги еще в армии, отравляла жизнь и на гражданке.
Увы, на сей раз мое уединение не состоялось. За столом сидел похожий на бомжа мужик и наливался джином под завязку. На мое приветствие он лишь хмуро кивнул, не поднимая головы. И медленно, врастяжку, выпил очередную порцию джина, даже не потрудившись разбавить весьма крепкий можжевеловый напиток баночным тоником, лежавшим в ведерке со льдом. Я пожал плечами – мне и самому нужен был в этот момент собеседник как зайцу стоп-сигнал – и с удовольствием присосался к хорошо охлажденному коктейлю.
Так мы и сидели в полном молчании битый час, размышляя каждый о своем. Я настолько увлекся своими фантазиями, что когда мой сосед по столу заговорил, то мне показалось будто его голос доносится откуда-то издалека, может, из заоблачных высей. Несмотря на прагматичный склад ума, я так и остался неисправимым мечтателем. В этот миг мне представлялся богатый американский дядюшка /которого у меня нет/, оставивший на смертном одре бедному племяннику Стасу двадцать миллионов долларов. Именно двадцать – не больше и не меньше. И я с увлечением подсчитывал во сколько мне обойдется вилла в Монако, яхта и престижная тачка; я остановил свой выбор на "феррари". На дорогих заморских путан я решил не тратиться; в крайнем случае выпишу из России двух-трех провинциальных телок и посажу их на оклад… скажем, две штуки в месяц плюс бесплатное питание и проживание. Кто от такого предложения откажется?
– Сильвер, ты меня слышишь?
Я вытаращился на мужика, сидевшего напротив, как на привидение. Совершенно незнакомая рожа!
– Стас, это я, Лопухов. Не узнаешь?
– Лопухов… – неуверенно сказал я, силясь вспомнить, откуда мне известна эта фамилия. – Да, да, конечно…
– Все-таки не узнал… – Мужик покрутил головой, будто разгоняя хмельной туман. – Мы учились в параллельных классах. И занимались у сэнсэя Ли тэквондо.
– Каррамба!? – я просто обалдел от изумления.
Валера Лопухов, пижон и дамский угодник в школьные годы, а после, как я слышал, кандидат наук и обладатель черного пояса мастера тэквондо – и этот испитый, грязный тип со слезящимися глазами, глотающий джин словно воду… нет, не может быть!
Прозвище Каррамба к нему прилепилось в шестом классе, когда он, начитавшись вестернов /в те времена еще полуподпольной и дефицитной литературы/, по поводу и без употреблял это достаточно невинное испанское ругательство. Последний раз я виделся с ним на выпускном вечере, когда Валерка притащил на бал совершенно офигенную телку, на которую пялились все половозрелые особи мужского пола, включая и нашего директора Николая Емельяновича, убежденного семьянина и пуританина, и которую наши уязвленные и поддатые девчонки едва не спустили со второго этажа по лестнице вверх тормашками.