Алжбета Батори лишь с великим усилием превозмогла искушение ударить его по губам. Этот нахал становится в сыновнюю позу, дабы намекнуть на ее годы.
Он наслаждался ее видом: пущенная им стрела точно попала в цель.
— Прежде всего я обезврежу всех разбойников, — сказал он. — Мой гайдук еще не вернулся, но я уверен, что он найдет убежище грабительской ватаги. Я действительно мечтаю встретиться с ними, главным образом с Андреем Дроздом.
Услышав эти слова, Эржика побледнела. Она пытливо вперила глаза в лицо графа, пытаясь по его лукавому выражению определить, что же он замышляет против Андрея Дрозда.
— Ах, милая невеста! — воскликнул он, словно только сейчас заметил ее. — Вам сделалось нехорошо? Вы так бледны!
Она промолчала. Граф подошел к ней так близко, что она чувствовала на лице его дыхание, и стал тихонько, с улыбчивым лицом что-то говорить ей, словно нашептывал доверительные, нежные слова.
— Признайтесь, что вы его еще любите?
— Через несколько часов я стану вашей женой и знаю свой долг, — ответила она уклончиво.
— На прямой вопрос, — он схватил ее за дрожащую руку, я жду прямого ответа: вы любите его?
Она ответила измученным взглядом.
— Люблю! — Слово прозвучало так громко, что это услыхала Алжбета Батори, стоявшая чуть поодаль.
— Они так влюблены друг в друга, что без конца признаются в этом, — заметила она растерянно, не поняв Эржику.
— Если вы его так любите, почему вы не последовали голосу своего сердца и не убежали по крайней мере в последнюю минуту, ночью перед свадьбой? — полюбопытствовал граф Няри.
— Вы же сами знаете, что я не могла этого сделать. До вчерашнего дня меня стерегли гайдуки чахтицкой госпожи, а сегодня ночью — ваши.
— Ох, простите, милая невеста, я укорил вас в том, в чем, собственно, сам виноват.
— Но, помешав мне бежать, вы, сударь, лишили меня возможности спасти вашу жизнь.
— Я знаю, — сказал он растроганно, и Эржика тщетно пыталась угадать, искренне ли он взволнован или лжет, — и благодарю вас за это. Надеюсь, что прежде, чем ваша милая приятельница прикажет меня отравить, у меня еще будет время вознаградить вас.
— Для вас вознаграждение означает только мщение!
— Не всегда, — улыбнулся граф Няри, надев опять привычную маску.
— Последний раз предупреждаю вас, сударь. Не тратьте времени ни на мщение, ни на расплату. Свадьба — это ваша смерть!
— В таком случае вы не должны были бы меня предупреждать, а, напротив, торопиться со свадьбой, чтобы как можно скорее получить свободу.
— Мне милее рабство, чем свобода, купленная смертью другого человека!
— Вы в самом деле, милая моя невеста, обо мне такого нелицеприятного мнения? Вы думаете — меня можно отравить, когда я об этом знаю?
— Если вам и удастся спастись при первой попытке, кто знает, повезет ли вам при второй. Пусть даже сто раз вероломная смерть обойдет — в сто первый она все же настигнет вас!
— К счастью, я не трус. Несмотря на то что вы так убедительно стращаете меня, я не бегу! И не делайте этого и вы, прошу вас, даже если бы вам подвернулась возможность, во что я не очень верю. Я люблю вас и обещаю сделать вас счастливой.
Она посмотрела на него с изумлением. До чего это необычный человек! Ему угрожает верная смерть, ведь и он, должно, в этом убежден, и несмотря на все он хочет пойти с ней под венец, и вид у него при этом самый счастливый.
Разговор их показался Алжбете Батори подозрительным — она подошла к ним в сопровождении нескольких гостей. Жених озорно смеялся, невеста была мрачна и печальна.
— Мы немного повздорили, — объяснял граф Няри. — В самом деле, тут мы немного поторопились, но разве это не предвестие счастливого брака?
Гости рассмеялись, с ними и Алжбета Батори, которая тотчас спросила:
— А почему вы повздорили?
— Из-за пустяка. А точнее — из-за детей.
Эржика смотрела на него во все глаза.
— Из-за каких детей? — прозвучал нетерпеливый вопрос.
— Из-за наших, — рассмеялся граф Няри. — Эржика хочет девочку, а я — сына.
Эржика вспыхнула румянцем. Ей бы сквозь землю провалиться — только не чувствовать на себе эти смеющиеся взгляды, наслаждавшиеся ее стыдливостью.
— Но мы договоримся! — воскликнул граф Няри лукаво. — Пусть это будут двойняшки, мальчик и девочка!
Гости ответили громким хохотом.
Эржика в мучительном смущении спрятала пылающее лицо в ладони и бросилась наутек, словно этот веселый смех мог ее осквернить.
Она заперлась в своей комнате, легла на кровать и разрыдалась, будто хотела выплакать всю боль, все страдания.