— Взгляни на эти драгоценные украшения! Ты разбойник, Андрей Дрозд! Забери их у меня, и тебе уже никогда не придется разбойничать. Мы продадим драгоценности и сможем жить беззаботно. У меня есть и руки, привыкшие к труду! Отправимся куда-нибудь в отдаленный город и начнем новую жизнь.
Андрей Дрозд окинул взглядом пасмурные леса, пронизанные печалью приближавшейся осени. При мысли о новой жизни он почувствовал, как у него закружилась голова.
— Никогда! — воскликнул он внезапно, да так резко, что Эржика испуганно посмотрела на него. — Я не имею права на такое счастье и его не будет у меня, пока клятва связывает меня с моими дружками, пока мы не обезвредим Алжбету Батори. Бросить друзей, пока борьба не окончена, значило бы предать их.
Но Эржику это упорство отнюдь не огорчило.
— Пусть будет так, Андрей, — улыбнулась она, сделав над собой усилие. — Пока ты не исполнишь свой долг, я подожду тебя там, куда ты отошлешь меня. Я верю, что моя мечта о новой жизни сбудется.
— Обязательно сбудется, и очень скоро! — загорелся Андрей. Как все просто, когда он находит у Эржики понимание. — Борьба, в которую мы вступили, закончится быстро, даже если бы мне пришлось снести чахтицкий замок и град собственными руками.
— Андрей, — она обратила к нему молящий взгляд, — обещай мне: что бы ни случилось, ты не поднимешь руку на чахтицкую госпожу, ты не лишишь ее жизни.
— Почему ты требуешь этого? Ты так любишь ее, невзирая на то что она хочет уничтожить меня, а тебя на всю жизнь отдать человеку, который тебе противен? Скажи мне, Эржика, какие узы вас связывают? Почему она могла делать с тобой все, что хотела, почему ради нее ты готова была выйти замуж даже за графа?
Его вопросы испугали ее, но она скрыла свое замешательство. Она прильнула к нему, обняла:
— Ни о чем не спрашивай меня, ни о чем! Только скажи, любишь ли ты меня, очень ли ты меня любишь?
— Очень. — Он обнял ее своими могучими руками.
— И ты не перестанешь любить меня, даже узнав обо мне ужасную вещь?
— Мою любовь ничто не может убить.
— Ты будешь любить меня, даже если бы я была не приятельницей, не подопечной Алжбеты Батори, а ее дочерью?
— Даже тогда!
Граф Няри прошелся по спальне, пропитанной пьянящим благовонием и погруженной в таинственный полумрак. Алжбеты Батори он, казалось, даже не замечал. А она чуть ли не до умопомрачения переживала свое бессилие, хотя еще не простилась с надеждой взять свое.
Вдруг граф Няри остановился и снова холодно посмотрел на нее. Но графиня старалась не показать виду, что боится его. Она улыбалась, глаза ее странно блестели.
— Дорогой друг, — заговорила она, приближаясь к нему с протянутыми руками, — давайте наконец похороним наше недружелюбие. Зачем мы так бесцельно отравляем себе жизнь?
Выражение лица графа Няри смягчилось, бледная его кожа чуть зарумянилась, когда Алжбета Батори взяла его за руку. Ладони у нее были горячими, дыхание ее обожгло его лицо.
— Пойдем же, — звала она приглушенным голосом, и голос ее выдавал страстное желание. — Ты превозмог мою оскорбленную гордость, мое упорство. Я поклялась, что уничтожу тебя, еще тогда, когда, приехав в мой замок, ты осчастливил своей любовью не меня, а мою служанку.
Она потащила графа к своей постели, нырнула в настланные пуховые перины и притянула его к себе. Он молча смотрел на нее разгоревшимися глазами, не сопротивляясь ее желанию.
— Денно и нощно я думала, как отомстить тебе за позор. И я отомстила. Ты увидел, какие испытания я обрушила на тебя. Но ты не знаешь, как при этом кровоточило мое сердце. Оно разрывалось от любви и ненависти. Но теперь я хочу только любить тебя.
Она так целовала и обнимала его, что у него захватывало дыхание. Вдруг он отпрянул, бросил пытливый взгляд на нее, на постель и на шкафчик, стоявший рядом. Нахмурился, сжал губы, весь напрягся.
— Вот теперь и доказывай свою любовь! — воскликнул он, вытащив из шкафчика блестящий кинжал и отбросив его в сторону. То был кинжал дамасской стали с рукоятью из слоновой кости. Еще в давние времена граф Надашди подарил своей жене вместе с пистолетом и этот кинжал, для защиты в случае ночного нападения.
Алжбета Батори воззрилась на кинжал, воткнувшийся в пол. Он еще дрожал, как натянутая струна. И тут она яростно накинулась на графа и длинными пальцами сжала ему горло.
— Подохни же так, если ты не удостоился более красивой смерти! — прохрипела она.