— Со мной ничего не может произойти. Пандурский капитан — один из самых ловких моих товарищей: он появился здесь в форме Имриха Кендерешши. Ловкий малый, его не поймаешь. А если и случится такое, у меня хватит сообразительности, чтобы его освободить.
— В твоей сообразительности я не сомневаюсь. А теперь расскажи, как ты обошелся с князем?
— Не хотелось бы об этом говорить, хотя вы великодушно и предоставили нам свой охотничий замок.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что князь оказался моим гостем?
— Примерно так, мой господин: он ждет моего возвращения в вашем замке. Я отвел его туда, как только остановил его кортеж. Он негодовал, что несколько дней ему придется жить в столь роскошном замке. Однако понял, что другого выхода нет. Я преспокойно переоделся в его платье, сел в его экипаж — и вот я здесь.
— И никто из многочисленного княжеского кортежа не выдаст тебя?
— Князь строго-настрого приказал своим провожатым молчать. Он понимал, что не удержи кто-нибудь из них язык за зубами и попади я даже в небольшую переделку, он уже не будет наслаждаться красотой звезд, слушать стихи бродячих поэтов и черпать мудрость из старых фолиантов.
— Ты что — пригрозил ему смертью?
— Пришлось. И не только в этом случае, но даже если бы я ненароком выдал себя. Как бы, по-вашему, повел себя палатин, если бы обнаружилось, кто я?
— Он тут же бросил бы тебя в темницу.
— А что бы он сделал при сообщении, что князь Ян Христиан погибнет, если он не выпустит меня на свободу?
— Он сразу же выпустил бы тебя.
— Вот видите, мой господин, мне нечего опасаться. Поэтому я решил принародно обвинить Алжбету Батори и открыть свое инкогнито.
— Не советую этого делать, — возразил граф. — Уже и без того ты добился большего, чем можно было ожидать. Если ты назовешь себя, палатин никогда не простит, что ты обманул его и его гостей, что ты остановил силезского князя, задержал его и заключил в замок. И если отсюда выйдешь живой, ты не представляешь, какую охоту на тебя и на твоих товарищей устроит Дёрдь Турзо. Вас достанут и из-под земли, и я уверен: разбойников никогда еще не судили так сурово, как это сделают с вами.
— Вы правы, господин, — ответил Ян Калина. — И все же я не могу так уйти. Я должен открыться и объяснить свое переодевание. Иначе меня и вправду сочтут мошенником.
— Сделать это смог бы и кто-нибудь другой.
— Вы бы это сделали?
— А почему бы нет?
— Хорошо, тогда я исчезну не простившись.
Так все и произошло.
Гости удивлялись, куда подевался князь, пока наконец граф Няри не сообщил, что он уехал два часа назад, — возвращается в Силезию.
— А возможно, и не туда, — добавил он с таинственной улыбкой. — Возможно, сердце влечет его в иные края.
Гости посмеялись и быстро смирились с отъездом графа. Настроение было отменным, кувшины — неисчерпаемыми, музыка — неистощимой.
— Меня удивляет, — завел разговор с графом Няри палатин, — что ты столь осведомлен о его отъезде, тогда как я и понятия не имел об этом.
— Несмотря на то что князь человек со странностями, — улыбнулся граф, — он вряд ли покинул бы хозяина не простившись, если бы не имел для этого основания. А также если бы князь был в самом деле князем…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Лишь то, о чем меня гость твоей ясновельможной милости попросил сказать: это был не князь, а разбойник Ян Калина.
— Быть того не может!
— Там, где вероятны такие невероятности, как в Чахтицах, откуда родом переодетый князем вольный рыцарь, это не такая уж великая неожиданность.
Дёрдь Турзо панически оглядел гостей.
— Все опасения твоей палатинской милости, — успокоил его граф, — совершенно излишни. Ян Калина явился сюда, чтобы отнять у тебя и у твоих гостей не драгоценности, а лишь веру…
— Какую веру?
— Веру в порядочность Алжбеты Батори.
— А как ты объяснишь, — раздраженно осведомился палатин, — что об умыслах разбойника ты так хорошо осведомлен?
— Очень просто. Разбойник почтил меня своим доверием.
— Я призову тебя к ответу за то, что ты не задержал его тотчас, как только узнал, что это за птица.
Граф Няри улыбнулся.
— Ты несправедлив ко мне, ясновельможный палатин, коли подозреваешь меня в трусости или снисхождении к разбойнику. Я хотел его задержать, да он и сам был готов к этому.
— Ты обязан был это сделать!
— Среди свадебных гостей поднялся бы переполох от ужаса, что они сидели за одним столом с разбойником и что даже вельможный палатин, когда гостя разоблачили, принес ему свои извинения.