Лыков округлил глаза, подходя ближе и читая надпись – «Полуденница». Он снова бросил взгляд на картину, не веря своим глазам. Что вообще здесь происходит?
Второй портрет висел по другую сторону небольшого возвышения. Видимо, это место предполагалось для служителя культа, и именно отсюда он обращался к прихожанам. Хотя о чём именно, оставалось догадываться.
На втором портрете, обрамлённым такой же рамой, была нарисована девушка, похожая на первую, только волосы её были черней вороньего крыла. Тёмное одеяние скрывало тело и подчёркивало бледность кожи. Она стояла пол луной, смотря с портрета в самую душу, а рядом тянули руки бледные тени детей. Здесь же значилось другое имя – «Полуночница».
- Что за бред? – лицо Егора выражала задумчивость. Он силился понять, что это за место. Крутил головой, рассматривая убранство, но больше никаких портретов не было. Обычная деревянная изба с лавками, на которых рассаживались люди. Никаких знакомых Богов. Ничего. Лишь два странных портрета и подписи под ними.
Он взбежал на постамент ища место, чтобы спрятаться, но здесь не было ровным счётом ничего. Послышался женский голос, и сердце Лыкова ушло в пятки. Он судорожно скользил взглядом повсюду и юркнул под стол, завешенный длинной скатертью, касающейся концами пола. И в этот момент дверь открылась, впуская свет и вошедших.
Шаги прошуршали в его сторону, и голос разлился по избе.
- Нынче чего-то они лютуют, - прошептала одна из девушек, закрывая за собой дверь. Лыков видел их через маленькую прореху в ткани, боясь дышать и выдать себя хоть чем-то. Одна черноволосая некрасивая, вторая рыжая с конопушками.
– С мая уж сколько сюда заманили, скорей бы осень, - покачала головой рыжая.
Они достали тряпки из принесённого с собой ведра и принялись протирать скамейки.
- А тебе чего? Жалко что ли городских? Всё равно их не знаем.
- Так люди ж.
- Ты жива, пока жива твое вера, - зачем-то сказала первая.
- А я уж и не рада, Устала, уйти думаю.
- Да ты что?! – ахнула чёрная, отрываясь от работы. – Неужто не помнишь Матвея, что с семьёй пять лет назад бежать пробовал? Им что день, что ночь – не скрыться от сестёр. Если поймают – никого не пощадят. Поначалу-то сказки мы слушали от старух, а тогда своими глазами видели, что бывает, если их не слушаться. Так что думай, Злата, прежде чем речи такие вести. Никак услышат – мало не покажется. Не хочу глядеть, как молнией по твоей шее лезвие серпа скачет. Подруга ты мне.
- Ох, не знаю, тяжко жить мне стало. С детства рассказывали, что надо так. А что если иначе люди другие живут? Вот приехали же эти откуда-то?
- На свою жизнь гляди, кто как там живёт – какая твоя беда? Издревле повелось, не нам порядки нарушать.
- Только ж зачем им жертв столько? Мужики говорят, что уже восемнадцать могил выкопали в лесу. А вчера ещё кого-то привели. Мальчишки какие-то.
- Да взрослые они, на празднике одного видела.
- Молодые, как мы с тобой, - не соглашалась рыжая. – А эти, что с ребёнком? Хоть бы дитя пожалели.
- Так их бы воля - детьми только б и питались. У них же душа нежная, незапятнанная, энергия чистая. Такие для наших лакомство. А вот со взрослых только и можно, что кровь брать. Не годятся души: чёрные, грязные. Оттого и голод утолить не могут до конца.
- Будто оправдываешь их, - вспыхнула рыжая.
- Все так жили, и я стану. Иван ко мне после вчерашней ночи свататься решил.
- Никак невестой будешь?
Раскраснелась черноволосая.
- Счастьем заживём. А про остальных не думай даже. Вон, корову режем, сами растим, так её не оплакиваешь.
- Так-то корова, а мы про людей живых говорим.
- Так и корова живая, - утирает лоб черноволосая. – Только не думаешь отпускать её, а сидишь и спокойно кости обгладываешь. А людей в мире еще больше, чем коров. На их век хватит.
- Всё равно жалко, - не согласилась подруга.
- О себе думай, дурёха. Полуденница и Полуночница карают тех, кто усомнится. А кто чист помыслами, тому и бояться нечего.