В квартире царило гробовое молчание.
Луиджи слышал только биение собственного сердца да свое прерывистое дыхание.
Он сделал шаг вперед и протянул руку к кровати: кровать была пуста.
— Вот несчастье-то! — проворчал Луиджи сквозь зубы. — Опять надо ждать!
Пьемонтец забрался в темную каморочку, которую осматривал утром, и, растянувшись на неубранной постели, стал с лихорадочным нетерпением ждать возвращения Оскара. Прошел час, другой, наконец третий…
Пробило четыре часа утра, а Оскар все еще не возвращался.
Луиджи подождал еще немного, но вот настала минута, когда он услышал, что улица пробуждается.
— Черт возьми! — злобно воскликнул он. — Сегодня, как видно, его не будет! Ну, что ж делать! Моя работа только отложена, а вовсе не потеряна! Надо не прозевать Донато и увидеть его раньше прочих!
Он вышел и тщательно затворил за собой дверь.
На этот раз бывший носильщик был обязан спасением своей сестре.
Вернувшись из Монтрейля, он чувствовал себя до такой степени счастливым, что не мог удержаться и побежал прямо к Софи.
У Софи были гости. Играли в баккара.
Оскар сперва стеснялся остаться из-за своего костюма и непривычки к «бомонду», но Софи уговорила его отбросить всякие церемонии. Он поужинал с аппетитом, затем скромно поиграл и выиграл несколько луидоров.
Гости Софи разошлись только в пять часов утра, и Оскар явился домой около шести.
Луиджи, придя домой, написал несколько слов на пьемонтском наречии и отправился в больницу.
— Я только что приехал с родины, — сказал он сторожу, — а родина моя, надо вам сказать, в Пьемонте. Я узнал, что мой брат лежит здесь, и хотел бы уведомить его, что нахожусь в Париже, и, если это возможно, повидаться с ним.
— Видеть его вы не можете.
— Почему же?
— А потому, что еще рано.
— Хорошо, я и не буду приставать к вам, потому что не желаю идти против правил. Но я бы попросил вас передать ему письмецо, в котором я извещаю его, что приду навестить сегодня днем. Уж, пожалуйста, передайте, сударь, да потрудитесь принять от меня в знак благодарности вот это.
И с этими словами Луиджи сунул в руку сторожа пятифранковую монету и письмо.
— Погодите минутку, я снесу письмо сейчас же и принесу вам ответ.
Прошло несколько минут, показавшихся Луиджи бесконечными.
Наконец сторож вернулся. Он по-прежнему держал в руках письмо Луиджи.
— Господи, Боже мой, что случилось? — с живостью спросил бывший оружейник.
— А то, сударь, что я никак не мог исполнить ваше поручение.
— А что? Разве мой брат вышел из больницы?…
— Он умер…
— Умер! Мой брат.умер?
— Увы, сегодня ночью в три часа от злокачественной лихорадки.
— О, мой бедный брат, мой бедный брат! — убивался Луиджи, вытирая воображаемые слезы. — И кто бы мог подумать, что я больше не увижу его живым, что мы никогда больше не обнимемся!
— Что делать, сударь, все мы смертны!
Луиджи вышел из больницы, задыхаясь от радости. Непредвиденная смерть Донато спасала и его, и Пароли.
В минуту, когда за ним захлопнулись ворота, перед, крыльцом остановились две кареты.
Из первой вышли господин де Жеврэ и начальник сыскной полиции, из другой — Оскар Риго и два полицейских агента.
Торжествующая улыбка мелькнула на губах Луиджи.
Оскар, проходивший мимо, машинально взглянул на него и подумал:
«Где я видел эту рожу?»
Он стал припоминать и вдруг вспомнил.
— Да ведь это было вчера вечером, в кабачке у Пастафроллы, — пробормотал он, повернув голову, чтобы еще раз взглянуть на Луиджи и удостовериться, что не ошибся.
Но пьемонтца уже и след простыл.
Назвав себя, судьи и полиция вошли во двор больницы и направились прямо в справочную.
Судебный следователь обратился к единственному служащему:
— Есть у вас пьемонтец по имени Донато?
Служащий взглянул на лежащий перед ним список, покрытый именами и цифрами.
— Донато… пьемонтец… перелом левого бедра… Палата святого Иоанна… кровать № 9… — читал он. — Да, есть, то есть был.
— Что он, выписался или его перевели в другое место?
— Он умер сегодня ночью от злокачественной лихорадки. Мне только что принесли скорбный лист, вот он.
— Умер! — воскликнули все в один голос.
— Умер! — повторил Риго, со злостью топнув ногой. — Значит, все, все против нас! Даже сама смерть, и та помогает нашим врагам!
— Надо взять адрес этого человека и сделать обыск у него в квартире, — сказал следователь.
Все собрались уходить, но Оскар остановил их:
— Прошу прощения, но так как уж мы здесь, то я припомнил, кстати, что у меня тут лежит товарищ, которому по моей милости исполосовали ножом все тело. Если бы вы были так добры и велели дать мне разрешение повидаться с ним, я уверен, что это доставило бы ему громадное удовольствие…
— Находите вы какое-нибудь препятствие к исполнению этой просьбы? — обратился к служащему господин де Жеврэ.
— Ни малейшего, сударь. А где находится ваш больной и как его зовут?
— Где — не знаю, имя его — Дюбуа, по прозванию Сухарь, — ответил Оскар.
Служащий посмотрел в какую-то книгу и немедленно ответил:
— Он лежит в палате святого Павла, кровать № 20. Я сейчас позвоню сторожу, и он вас проведет.
Оскар поблагодарил и пошел за сторожем.
Сухарь, возвышавшийся на целую голову над всеми остальными больными, стоял около своей кровати, заканчивая одеваться.
Он еще издали увидел Оскара и побежал навстречу настолько быстро, насколько ему позволяли слабые ноги.
— Ты! — радостно воскликнул он. — Каким образом ты решил заглянуть сюда? Я просто гляделкам своим отказываюсь верить!
— Ах, бедный старик! И все это из-за меня!
— Да, мог бы хоть ради этого когда-нибудь заглянуть ко мне и принести табачку и апельсинов!
— Принести табачку и апельсинов! — повторил Оскар. — Да разве мне жаль? Вся беда в том, что я никак не мог этого сделать.
— А разве тебя упрятали?
— Да еще как упрятали-то! Чуть голову не снесли!
— Как?!
— Очень даже просто.
— Быть не может! Да в чем же тебя обвиняли-то?
Сухарь уселся на свою постель.
Оскар взял стул и, поместившись около товарища, начал подробное и красноречивое повествование о своей Одиссее.
Сухарь слушал его, разинув рот и вытаращив от изумления глаза.
— Я выйду отсюда гол, как сокол, — сказал он, — одолжи мне деньжонок!
— Не горюй, старина! Ведь ты чуть на тот свет не отправился, защищая меня, значит, я твой должник. У меня есть квартира, а в ней две кровати. Предлагаю тебе разделить со мной эту роскошь, пока ты не найдешь себе что-нибудь по вкусу.
— Ты истинный товарищ! — радостно воскликнул бедный Сухарь, крепко пожимая руку Оскара.
— Так ты выписываешься завтра утром?
— Да.
— В котором часу?
— Ровно в десять.
— Я буду ждать у ворот, и мы отправимся завтракать вместе.
— Идет.
Сухарь проводил Оскара до дверей своей палаты, где, обменявшись последним крепким рукопожатием, друзья расстались до следующего утра.
Брат Софи немедленно отправился к следователю и рассказал ему на этот раз подробно обо всем, что он видел и слышал у Пастафродлы. Раньше он успел сделать это только в коротких словах. Не забыл он назвать и имена стекольщиков, которые сообщили ему подробности о Донато.
С агентами немедленно были посланы повестки Карло и Паретти.
Обыск, произведенный на квартире Донато, не дал, и не мог дать, никаких результатов.
Оба стекольщика, которых полицейские агенты встретили в Батиньольском квартале, были приведены к следователю, но повторили только то, что уже рассказывали Оскару Риго.
В этот вечер Оскар вернулся домой около полуночи. Он спал мало, раздумывая о том, что ему предстоит сделать завтра.