– В чем сознаваться? – вздрогнул от неожиданности Семен и затравленно посмотрел на Максима. Казалось, он готов был сдаться, но не ему, а самой судьбе, которая загнала его в угол.
– Если я вам скажу, то это уже не будет явкой с повинной. В лучшем случае чистосердечное признание.
– А что с ним?
– С кем?
– Ну, мужик там был…
– Которого ты избил?
– Ну да.
– Значит, признаешь свою вину?
– Ну, не знаю… А что с ним?
– Явку с повинной ты заработал. – Максим достал из кармана наручники. – Поверь, это тебе зачтется.
Семен в замешательстве посмотрел на Катю и протянул руки. Максим надел на него наручники. Только тогда он дернулся, будто собираясь бежать, но уже поздно. Да и со свободными руками он бы не ушел…
Глава 4
Нападение было, избиение тоже, а убийства – нет. Семен мотал головой, дико глядя на Максима. Не верил он ему.
– Он же вдогон мне крикнул, уродом назвал! Живой он был!
– Был живой, а потом взял и умер, – покачал головой Максим. – Получил травму, несовместимую с жизнью, и умер…
– Какую травму?
– Кадык ему сломали.
– Какой кадык? Никто не бил его в кадык! По башке он получил, да. В челюсть, а потом… потом я его ногами бил…
– Вот в горло его и ударил.
– Да нет, он лицо закрывал, не мог я в горло!
– Так, давай с самого начала. Как ты оказался во дворе четырнадцатого дома?
– Ну, как… Пьяный был… Сам не знаю, как меня туда занесло… Смотрю, мужик навстречу идет. Там тесно было, а он с дороги не уходит. И еще как врежет мне – локтем в лоб! Вот, шишка осталась! – Вербинский потер лоб над переносицей. – Ну, сначала он, потом я – в ответ. Сначала в челюсть, потом ногами давай, – бухтящим голосом проговорил Семен, угрюмо глядя на Максима.
– Случайно там оказался?
– Ну да.
– А пил где?
– Ну, с другом. С горя.
– С горя?
– Ну, мы с Фомой… с Игорем… клуб в подвале открыли, фитнес-клуб. А подвал затопило. Воду мы выкачали, а дальше что? – Семен говорил сбивчиво, нервно, но при этом старался держать себя в руках.
Не хотел он выглядеть жалким ничтожеством. И правильно делал: впереди тюрьма, срок, этап, зона, там нужны выдержка и самообладание, иначе затуркают.
Максим проигнорировал риторический вопрос, пусть Вербинский сам рассказывает, как он собирался жить после потопа.
– Просушивать подвал надо, проветривать, чтобы не воняло, ремонт заново… В общем, увлеклись мы. Фома в клубе остался, а меня куда-то понесло…
– Адрес клуба?
– Красноармейская, пятьдесят два.
– Далековато.
– Ну, не близко… Сам не помню, как меня на Смоленскую занесло…
– Одного занесло?
– Говорю же, Фома в клубе остался. В лежку надрался.
– Точно в клубе остался? Может, с тобой был?
– Да нет, я один был…
– Уверен? – Максим пристально смотрел на него, усиливая его нервозность.
– Уверен!
– Значит, Нефелина ты сам, в одиночку встретил?
– Ну да, сам… Случайно вышло…
– Случайно Нефелина убил?
– Да не убивал я его! Не бил я в кадык!
– Про кадык я тебе говорил?
– Ну да, говорили, – кивнул парень.
– А про Нефелина не говорил. Не говорил я, кого убили.
– Как не говорили? Вы же только что спросили, кто на Нефелина напал? А кого еще можно было встретить?
– Да кого угодно. И где угодно. Убийство произошло в районе одиннадцати вечера, а в пять часов ты мог встретить одного человека, в шесть – другого, в семь – третьего… Продолжать?
– Ну, я подумал, что вы про потерпевшего… А разве не так? – вымученно улыбнулся парень.
– Я тебе не верю, – покачал головой Максим. – И не случайно все вышло. Ты должен был убить Нефелина, и ты это сделал.
– Да не убивал я!
– Почему я должен тебе верить? Ты говоришь, что был один, а свидетели видели двоих. И следы, которые вы оставили, это подтверждают…
– Какие следы? – растерянно спросил Вербинский. – Снег шел, замело все.
– Да, но перчатку мы нашли. Она в снегу валялась…
Парень опустил голову.
– Кого ты выгораживаешь, Фому? Или кого-то другого?
– Да не выгораживаю я…
– Если Фому, то все правильно. Друзей сдавать нельзя. А если это не друг, тогда и смысла нет выгораживать. В твоем случае не важно, сколько там людей было, ты один или группа лиц. Ты напал на Нефелина из хулиганских побуждений, это само по себе отягчающее обстоятельство. До двадцати лет лишения свободы. Или даже пожизненное… Такие вот, брат, дела.
– Один я был. – Семен еще ниже опустил голову.