— Не выбирай коротких путей, сын, — наставлял он.
Отец был немногословен, и Колька не докучал ему вопросами. Только спросил один раз, когда подъезжали к Минску:
— А бабушка ко мне приедет?
Уж очень они подружились, и Владимир Евгеньевич впервые видел, как его мать, дворянка Тенишева, плачет, отрывая от сердца любимого внука.
— Обязательно приедет, — пообещал отец.
И уже почти у самого дома, миновав мост над Тисой, Колька прошептал в нахлынувших вдруг слезах:
— А когда я увижу маму?
— Уже скоро, сынок, — как можно ласковей произнес отец и добавил: — Она по тебе очень скучает…
Дом Кольке понравился. Большой, с красной черепичной крышей, с просторными комнатами.
И запахи здесь стояли удивительные. Пахло травами, цветами, лошадьми. Больше всего мальчика привлекали лошади, а меньше всего — хозяйка дома, Наталья Максимовна.
Владимир Евгеньевич не соизволил предупредить ее об их приезде. И они свалились как снег на голову. В первый момент, как только вышли из машины, Наталья Максимовна при виде Кольки лишилась дара речи. Она, конечно, сразу обо всем догадалась, хотя и не знала всех обстоятельств, вынудивших Мишкольца на подобный шаг.
— Принимай гостей, Наташа, — спокойно сказал он.
Она только всплеснула руками и ушла в дом. Заперлась в своей комнате и не выходила до самого вечера. Так что пришлось им обедать в ближайшей корчме.
Колька по привычке не задавал вопросов. И не жаловался на жжение во рту. С усердием жевал острое, от души наперченное мясо и запивал томатным соком. Кругом говорили на непонятном языке. Впрочем, за время поездки он привык к этому.
Отец пил белое вино из длинной узкой бутылки и ничего не объяснял.
Природная тяга к созерцанию на время лишила мальчика аппетита, и он стал рассматривать двух посетителей у стойки бара в белых рубахах и красных, расшитых золотом жилетах. Они громко говорили с хозяином корчмы и заразительно смеялись. Но это не пугало, а, наоборот, почему-то притягивало.
— Кушай, малыш, кушай, — тронул его за руку отец и добавил: — Это музыканты. Они тут играют по вечерам. Еще успеем послушать.
В это время корчма вдруг наполнилась веселым смехом и звонкими, молодыми голосами. Кучка подростков, по-видимому, возвращаясь из школы, заглянула сюда, чтобы опрокинуть по стаканчику вина.
— Папка! — донеслось до них русское слово. — Папка! Когда ты приехал? — К ним подсел высокий парень с очень живыми глазами, большими и карими, как у отца. — Вот здорово! Ты никогда так быстро не возвращался!
— Обстоятельства, сын. — Отец обращался к этому парню точно так же, как к нему. И Кольке стало обидно. Он напыжился, а парень как раз обратил на него внимание.
— Ой, я и не заметил! Это кто же такой?
— Твой брат, — серьезно сказал Мишкольц.
— Вот как? — несколько опешил Сашка, но быстро пришел в себя, улыбнулся и протянул Кольке свою широкую, крестьянскую ладонь. — Давай знакомиться, брат!
Колька не ответил на улыбку, но руку пожал по-мужски и назвал себя Николаем.
— Я тебя сейчас тоже кое с кем познакомлю! — бросил Сашка отцу, метнулся к стойке бара и вытянул из толпы подростков невысокую коренастую девушку в джинсовом костюме, с крохотным ранцем на спине.
Они подошли ближе. У Эржики оказались густые смоляные локоны, широкие брови и продолговатые глаза с зеленоватым оттенком.
— Сэрвус! — мило улыбнулась она Владимиру Евгеньевичу.
— Сэрвус! — Мишкольц попросил их присесть и сделал Эржике по-венгерски комплимент, что-то насчет ее волос, а потом добавил по-русски: — А глаза у нее на самом деле похожи на изумруды.
Шандор перевел, и они дружно загоготали…
Наталья Максимовна и на следующий день ни с кем не разговаривала, обиделась даже на Сашку, после того как на ворчливое: «Понаехали тут!» — он резко ее оборвал:
— Прекрати, мать! Это мой дом! Это мой отец! Это мой брат!..
Мишкольц уехал через два дня, и Колька остался на попечение новой родни.
Хозяйка с ним по-прежнему не общалась, зато Сашка таскал за собой повсюду. Колька помогал брату на огороде и на конюшне. Они вместе катались на лошадях, и Сашка рассказывал много страшных историй из местной жизни. Иногда гуляли втроем с Эржикой. И ее Колька очень полюбил, хотя не понимал ни слова из того, что она ласково шептала ему на ухо.
Обычно он с утра убегал из дома и сидел на берегу озера до полудня, поджидая Шандора с Эржикой из школы.