— Она тоже не в курсе.
Помолчав, я произнес:
— Я убил женщину.
Она моргнула.
— Что?
— О Господи! Я убил женщину, — повторил я. — Боже мой!..
С горестным выражением на лице она присела на краешек постели и обняла меня, словно большого ребенка. Впрочем, я действительно плакал как младенец. Сам не знаю почему, ведь потом, оглядываясь назад, убийство леди Дианы Медкалф казалось мне не только логичным, но и необходимым, и даже желательным. В конец концов, она была одним из самых коварных гангстеров из всех, что встречались на моем пути.
Но теперь я плакал. Думаю, я был расстроен не столько смертью девушки, которая из самых трущоб пробила себе путь в круги общества, приближенные к королевской семье, хотя, возможно, она и заслуживала этого. Скорее всего, я оплакивал гибель забавной плутоватой дамы из высшего света. Марджори так и не спросила меня, что я имел в виду; она не стала расспрашивать меня о женщине, которую я убил. Конечно, это не могло не заинтересовать ее, но она знала, что мне нужен покой, а никак не расспросы и тем более не воспоминания.
Она была особенной, моя Марджори, и теперь, глядя в прошлое, я не могу взять в толк, почему я не увез ее с собой на какой-нибудь далекий остров, не стал выращивать урожай и не завел детей — чернокожих, белых или пятнистых. Ведь, когда с тобой рядом такая женщина, о чем еще можно мечтать?
Потому-то я и ревел так долго. Временами чувство печали или вины, или Бог знает чего еще, поднималось во мне по отношению к Ди. Это чувство было сродни всепоглощающей горечи, которую я ощущал от сознания того, что милая женщина, обнимавшая, утешавшая и выхаживавшая меня, была так же утрачена мной, как и та, что умерла.
Я плакал не только из-за Ди. Я плакал из-за обеих женщин, которых потерял на Карибах.
В тот вечер Флеминг возник на пороге, словно призрак. На нем была голубая спортивная куртка, бледно-желтая рубашка и белые брюки. Он был похож на экстравагантно одетого туриста.
— Я вижу, ты снова вернулся в мир живых, — вяло улыбаясь, произнес он.
В комнате горела лишь маленькая лампа и в полумраке на его скуластом лице лежало множество теней.
Марджори остановилась в дверях, застенчиво глядя на нас.
— Я пойду погуляю, пока вы будете здесь беседовать, — сказала она.
Флеминг улыбнулся ей, окончательно смутив девушку.
— Спасибо, милая.
Просияв, Марджори скрылась за входной дверью.
Улыбка Флеминга съехала куда-то в сторону.
— Приятная девушка, — проговорил англичанин. — Тебе повезло, что у твоей сиделки оказались такие выдающиеся качества.
— Похоже, ты ей тоже понравился, — сказал я.
Он извлек сигарету из своего золотого портсигара.
— Я нравлюсь многим женщинам, — заметил Флеминг. — Хочешь закурить?
— Нет, спасибо. Я не в настроении.
— А как ты себя чувствуешь?
— В порядке, более или менее. Немного больно.
— Где — в боку или в душе? — спросил Флеминг.
— Будь поразборчивей в средствах. — Произнес я и добавил: — Зачем ты принес меня сюда, Флеминг? Откуда ты знал, что нужно нести меня именно к Марджори?
— Ты что, действительно ничего не помнишь? — удивился британский агент.
— О чем именно?
Его губы изогнулись в улыбке.
— О том, что ты сам попросил меня об этом. Ты был почти без сознания, но отчетливо произнес: «Марджори Бристол», а когда я спросил, где найти ее, ты сказал: «Коттедж для гостей в „Вестбурне“ 383». А затем закончил свою речь, отхаркиваясь кровью.
— А что произошло с Дианой? Она ведь умерла, не так ли?
Англичанин кивнул.
— Заупокойный молебен назначен на завтра. Нэнси в полном отчаянии, бедняжка. Ты знаешь, ведь Диана погибла при шторме — пошла ко дну вместе с яхтой, которая носила ее имя. Тело так и не нашли; должно быть, его поглотила морская пучина.
Я грустно усмехнулся.
— Вы, секретные агенты, действительно неплохо умеете «наводить порядок», так ведь?
— Мы вынуждены это делать, особенно, когда такие, как вы, вносят беспорядок в дела. Кроме того, вам же на руку, что мы настолько разборчивы. Если бы я не вернулся снова в Шангри-Ла, чтобы закончить «уборку», твое тело также затерялось бы где-то в море.
— Так значит, ты случайно наткнулся на меня.
— Верно. А теперь расскажи-ка мне, как все произошло.
— Ты имеешь в виду, как я убил ее?
Флеминг закивал головой, словно дракон, выпуская из ноздрей дым.
— И о том, что привело к этому, если, конечно, ты не против.
Я рассказал ему обо всем, включая мой визит к Лански и Кристи и мою теорию о том, что «Банко Континенталь» является нацистским денежным хранилищем.
— Весьма проницательно, Геллер, — похвалил меня британец. — В «Банко Континенталь» действительно хранится огромное количество денег, выкачанных нацистами из Европы. Но, конечно, банк занимается не только этим.
— А разве этого мало?
Он пожал плечами.
— Среди других важных инвестиций «Банко Континенталь» — финансирование синдиката, снабжающего Японию нефтью, платиной и другими редкими металлами. Тот же самый синдикат скупает на рынке пеньку, медь и ртуть — важнейшие стратегические материалы для США.
— Значит, ты согласен со мной, что Гарри по-королевски напустил в штаны, когда пронюхал обо всем этом?
— Не только я с этим согласен, — проговорил британский агент, — но также и ваше ФБР. Я проверил. Сэр Гарри налаживал с вами предварительные контакты.
— О Боже! Должно быть, я влез в крупное дело...
— Или шпионскую игру, — добавил Флеминг. — Позапрошлой ночью я наблюдал впечатляющее представление — похоже, за твоей цивилизованной внешностью таится настоящий хищник.
— Благодарю за комплимент, — сказал я. — А как ты считаешь, герцог знал о том, что его любимый банк вовлечен в операции держав оси?
— Насколько я знаю, нет. По крайней мере, надеюсь на это. Я полагаю, что Веннер-Грен держал некоторых членов консорциума в неведении относительно многих направлений деятельности «Банко Континенталь». Поверь мне, герцога скоро поставят на место и предупредят, чтобы впредь он никогда не занимался такими делами.
— Что же мне теперь делать?
— В каком смысле?
— Ну, что касается дела Оукса. Ты ведь знаешь, что Нэнси де Мариньи просила меня продолжить расследование.
— Боюсь, что об этом теперь не может быть и речи. Ни твое, ни мое правительство не желает придавать огласке такую деятельность герцога. Может быть, после окончания войны.
— Что же мне сказать Нэнси?!
— А что конкретно ты ей пообещал?
Я рассказал ему о встрече с Хэллинаном и Пембертоном, а также о письме, которое те от меня потребовали.
— Напиши письмо, — посоветовал Флеминг. — Однако, будь на твоем месте, я не стал бы особенно рьяно разыскивать новые улики... Лучше приберечь их до определенного времени.
— Потому что герцог теперь запретит любое расследование?
— Безусловно. Но, написав это письмо, ты выполнишь свой долг перед миссис де Мариньи. Думаю, что при нынешних обстоятельствах, когда ее муж подлежит немедленной депортации, а лучшая подруга трагически погибает сразу после смерти ее отца, Нэнси смирится со своей судьбой.
Вероятно, он был прав.
— Знаешь, — сказал я, — ведь ничего еще не кончилось.
— Ну, для тебя-то, наверное, все позади.
— Я в этом не уверен. Ведь надо еще разобраться с этим подонком Акселем Веннер-Греном. И даже если мне придется проплыть на каноэ по всей Америке, я найду этого ублюдка и всажу ему пулю в голову.
— С какой стати?
— А потому что именно он стоит за всем этим делом!
— Возможно. А может быть, Диана Медкалф организовала убийство по своей инициативе. Ответ на этот вопрос лежит на дне океана...
— Мне все равно. Так или иначе, во всем виноват этот мерзавец. А как вежливо напомнил мне Мейер Лански, я — еврей. И я не собираюсь умыть руки и позволить этим поганым нацистам остаться безнаказанными за убийства.
Флеминг закурил очередную сигарету. Казалось, что его что-то забавляло, и это начинало меня раздражать.