Он то и дело перебивал меня, уходил от темы, твердил, как ему хочется поскорей пойти в колледж, как права я была, когда говорила о том, что со свадьбой лучше не торопиться, ведь разрешение на венчание ждать долго, если мы вообще собираемся венчаться в церкви. Ведь можно просто зарегистрировать брак в мэрии, как он уже и предлагал. Тут я попыталась его перебить и объяснить ему, что вообще не хочу выходить за него замуж, но он вывернул мои слова наизнанку, представив все так, будто я соглашаюсь с тем, что со свадьбой нужно немного повременить. Я три-четыре раза пробовала повернуть разговор в нужное мне русло и донести до него мысль, что я хочу с ним порвать, что я его больше не люблю, но он не желал меня слушать. Стоило мне сказать три-четыре слова, как он тут же перебивал меня и заводил разговор на другую тему. С ним было просто невозможно общаться.
Мы вернулись домой минут пятнадцать назад. Сейчас он сидит в гостиной и смотрит телевизор. Патриция тоже там. Мне надо с ним поговорить и все сказать. Джек придет в ярость, когда узнает, что я так ничего и не сказала Энди. Но что мне делать, если он не желает меня слушать?
Четверг, 4 сентября
Сегодня вечером я ему все выложила.
Был момент, когда я очень испугалась.
Но я сказала ему, что хотела. Между нами все кончено. Я думаю, что кончено. После ужина тетя Лилиан попросила дядю Фрэнка пройтись с ней по магазинам. Сегодня четверг, и потому все универмаги работают до девяти. Он согласился, они ушли, а мы с Патрицией стали мыть посуду. Но Патриции нужно было в библиотеку, взять книгу для домашнего задания, и в полвосьмого она тоже ушла. Мы остались с Энди одни. Он после ужина сразу ушел к себе в комнату и закрыл за собой дверь. Мне было страшно к нему стучаться, и потому я сперва отправилась в гостиную – посмотреть телевизор и набраться храбрости. Я знала, что рано или поздно, но с Энди придется поговорить. Где-то без четверти восемь я вышла в коридор и постучалась к нему. «Заходи», – отозвался он из-за двери. Он лежал на кровати в одних трусах, руки за головой. Я сказала, что мне нужно с ним поговорить. «Не вопрос, – отозвался он. – О чем?» Я сказала, что нам надо поговорить о нас, закрыла дверь и села в кресло, которое у него стоит напротив кровати. Я все еще была в платье, в котором пришла с работы, я так и не успела переодеться. Так к нему и явилась: в платье, чулках, синих туфельках на французском каблуке и лентой в волосах. В гостиной бубнил телевизор. Я услышала, как зазвонил телефон, а потом внизу на улице взвизгнули автомобильные шины, захлопали дверями, раздались голоса.
«Ну, чего тебе?» – буркнул Энди, и тут я сказала ему, что нам надо поставить точку в наших отношениях. Я сказала ему, что они меня стали по-настоящему беспокоить еще в прошлом месяце, когда я подумала, что беременна. Именно тогда я поняла, что нельзя рожать ребенка от родственника. Я сказала Энди, что по-прежнему его обожаю, но так нельзя, я так больше не могу. Мол, на свете полно мужчин и женщин, и нам нечего было даже начинать.
«Это ты начала, Мюриэль», – сказал он.
Я такая: «Честно говоря, Энди, я сейчас сама уже не знаю, кто сделал первый шаг. Скажу лишь одно: я влюбилась в тебя в апреле, а то, что случилось дальше… Над этим никто из нас не был властен. Я просто хочу сказать, что желаю поставить точку, и я надеюсь, Энди, что ты пойдешь мне навстречу».
Наверное, уже было четверть девятого, я пишу с большими сокращениями. У меня явно ушло не меньше получаса на то, чтобы выложить ему все, что я хотела. Все это время за стенкой работал телевизор, отчего складывалось впечатление, что дома, кроме нас, еще кто-то есть. Казалось, эти люди в телевизоре вываливают друг на друга свои проблемы точно так же, как и мы с Энди у него в комнате. После того как я все ему выложила, он молча лежал на кровати. Он еще никогда так долго не собирался с мыслями. Наконец, когда я встала, собираясь уйти, он сказал: «Сядь, Мюриэль». И тут его прорвало. Он принялся говорить о том, как меня любит, как он поначалу старался держаться от меня подальше, понимая, что мы кузены и нам нельзя быть вместе. Но потом он увидел, что я наконец начала проявлять к нему интерес, и потому решил рискнуть сделать шаг навстречу. К этому моменту я жила с ними уже два года, и все это время он максимум позволял себе дотронуться до моей руки. Но даже когда стало ясно, чем все кончится, он все равно пытался предотвратить неминуемое, прекрасно понимая, что это бесполезно и он погиб. И вот теперь, решив его бросить, я его окончательно добила. Я ведь его бросаю, так?