строка из стихотворения, заключающего «Москву Кабацкую»…)
Развивается все это, чем дальше, тем мрачнее:
Кладбищенская любовь! Другой бы сбежал от этого, а наш поэт тянется на эту «радость», к этому телу (некрофилия?!):
И дальше в следующем стихотворении:
Эти последние строки объясняют нам, почему любовь не спасла Есенина от гибели. Чувство его «перезрело». Поэт наделил возлюбленную собственной душевной опустошенностью и безвыходностью – и не сумел найти в любви ничего оздоровляющего. Все это, понятно, – та же гибельная проекция своего настроения на внешний мир, о которой мы уже говорили выше. Поэт все окружающее видел в черном свете своего «я». Ему не кабак важен, не сцены и типы из этого мира, а важно «тоску свою показать», – крайне узкий лиризм. Понятно, что при таких условиях любовь не явилась спасением от разгула и безнадежности. Другого исхода Есенин не нашел – и под конец принужден был примириться со смертельной, самоубийственной безнадежностью. Заключительные строки сборника звучат именно этой горькой, вынужденной примиренностью:
Так, мы видим, Есенин направил свое творчество по тому поэтическому пути, последние версты которого, – к смерти, к самоубийству. Отчего же надежда, что –
слабая надежда на жизнь, мелькавшая в первых строках сборника, к последним страницам его погасла окончательно? Причина ясна: Есенин сам (невольно, конечно, но дело не в том) поставил себя в гибельное, безнадежное положение.
С одной стороны, он, как поэт, замкнулся в узком кругу чисто личных переживаний, с другой стороны – его среда (потому что ведь совсем вне среды существовать невозможно) была, пожалуй, самой гибельной средой, которую мы знаем: Есенин, как поэт, жил и умер в Москве кабацкой. Иной Москвы он не заметил – и, конечно, это было одной из причин его гибели.
Есенин из всех возможностей своей человеческой и поэтической натуры предпочел и воспел – разгул, «хулиганство». Это в свое время и критикой, которая вообще к Есенину благосклонна, отмечено, и отмечено с укоризной.
– «Особо следует остановиться на опоэтизировании хулиганства. Вопрос этот приобретает сейчас особо острый характер. О своем хулиганстве поэт говорит давно, упорно, с юношеских лет. Эта тема наиболее постоянная для Есенина:
(А. Воронский – «Литературные типы», изд. 1920 г.).
Эта стихотворная цитата взята не из «Москвы Кабацкой», но, несомненно, отмечена тем же настроением, что и стихи разбираемой книжки.
Дальше Воронский пишет о Есенине:
– «…Он отдался ресторанному хулиганству и в чаду его открыл, что Москва – кабацкая „Москва Кабацкая“ – это жуткие, кошмарные, пьяные, кабацкие стихи».
И еще через несколько строк – все о той же «Москве Кабацкой»:
– «Это висельные, конченные, безнадежные стихи». «В стихах Есенина о кабацкой Москве размагниченность, духовная прострация, глубокая антиобщественность, бытовая и личная расшибленность, распад личности выступают совершенно отчетливо». «Мудрено ли, что все это кончается в милицейских участках горячкой, рядом бесчинств и скандалов». «Вопрос о Москве кабацкой – серьезный вопрос. Элементы… литературного декаданса на фронте будней революции – на-лицо. В этом опасность стихов Есенина».
Как видим из приведенных выписок, – А. Воронский, который, большей частью, находит в стихах Есенина ряд положительных качеств, все-таки замечает, что в конце концов – есенинская поэзия упадочна и потому социально опасна.
К такому же выводу приходит Гайк Адонц в статье о Есенине, помещенной в № 65 журнала «Жизнь Искусства» за 1925 год. Этот критик так же, как и Воронский, отмечает расслабленность, безнадежность, упадочность поэзии Есениа. Гайк Адонц утверждает, что прав Есенин, говоря, что пагубный путь приведет его «к неведомым пределам», к поэтической смерти. Тон статьи в достаточной мере резок. Эту резкость легко объяснить остротой подхода автора статьи к творчеству Есенина. Кроме того, мы считаем необходимым указать, что несмотря на эту резкость и некоторую полемичность статьи, выводы, сделанные Гайк Адонцем. совершенно правильны: Есенин нашел в городе только кабацкое буйство и потому не сумел изобразить в стихах вместо «Москвы кабацкой» – Москву советскую…