Круг. Альманах артели писателей
СТИХИ
Борис Пастернак
Вариация на тему «Цыган»
ВАРИАЦИЯ 1-Я, ОРИГИНАЛЬНАЯ.
Над шабашем скал, к которым
Сбегаются с пеной у рта,
Чадя, трапезундские штормы,
Когда якорям и портам
И выбросам волн и разбухшим
Утопленникам и седым
Мосткам набивается в уши
Глушительный пильзенский дым,
Где белое бешенство петель,
Где грохот разостланных гроз,
Как пиво, как жеванный бетель
Песок осушает взасос,
Где ввысь от утеса подброшен
Фонтан, и кого-то позвать
Срываются гребни, — но тошно
И страшно — и рвется фосфат
Что было наследием кафров?
Что дал царскосельский лицей?
Два бога прощались до завтра,
Два моря менялись в лице:
Стихия свободной стихии
С свободной стихией стиха.
Два дня в двух мирах, два ландшафта,
Две древние драмы с двух сцен.
ВАРИАЦИЯ 2-Я, ПОДРАЖАТЕЛЬНАЯ.
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн.
Был бешен шквал. Песком сгущенный
Кровавился багровый вал —
Такой же гнев обуревал
Его и, чем-то возмущенный,
Он злобу на себе срывал.
В его устах звучало завтра,
Как на устах иных — вчера.
Еще не бывших дней жара
Воображалась в мыслях кафру,
Еще не выпавший туман
Густые целовал ресницы…
Он окунал в него страницы
Своей мечты. Его роман
Всплывал из мглы, которой климат
Не в силах дать, которой зной
Прогнать не может никакой,
Которой ветры не подымут
И не рассеют никогда
Ни утро мая, ни страда.
Был дик открывшийся с обрыва
Бескрайний вид. — Где огибал
Купальню гребень белогривый,
— Где смерч на воле погибал,
В последний миг еще качаясь,
Трубя, и в отклике отчаясь,
Борясь, что б захлебнуться в миг
И сгинуть вовсе с глаз. Был дик
Открывшийся с обрыва сектор
Земного шара, и дика
Необоримая рука,
Пролившая соленый нектар
В пространство слепнущих снастей.
На протяженье дней и дней,
В сырые сумерки крушений,
На милость черных вечеров —
На редкость дик, на восхищенье
Был вольный этот вид суров.
Он стал спускаться. Дикий чашник
Гремел ковшом, — и через край
Бежала пена. — Молочай,
Полынь и дрок за набалдашник
Цеплялись, затрудняя шаг,
И вихрь степной свистел в ушах.
И вот уж бережок, пузырясь,
Заколыхал камыш и ирис,
И набежала рябь с концов.
Но неподернуто-свинцов
Посередине мрак лиловый.
А рябь! Как будто рыболова
Свинцовый грузик заскользил,
Осунулся и лег на ил
С непереимчивой ужимкой,
С какою пальцу самолов
Умеет намекнуть без слов:
Вода, мол, вот и вся поимка.
Он сел на камень. Ни одна
Черта не выдала волненья,
С каким он погрузился в чтенье
Евангелья морского дна.
Последней раковине дорог
Сердечный шелест, капля сна,
Которой мука солона,
Ее сковавшая. Из створок
Не вызвать и клинком ножа
Того, чем боль любви свежа:
Того счастливившего всхлипа,
Что хлынул вон и создал риф,
Кораллам губы обагрив,
И замер на губах полипа.
ВАРИАЦИЯ 3-Я, САКРОКОСМИЧЕСКАЯ.
Мчались звезды. В море мылись мысы.
Слепла соль и слезы высыхали.
Были темны спальни, — мчались мысли.
И прислушивался сфинкс к Сахаре.
Плыли свечи. И, казалось, стынет
Кровь колосса. Заплывали губы
Голубой улыбкою пустыни.
В час отлива ночь пошла на убыль.
Море тронул ветерок Марокко.
Шел самум. Храпел в снегах Архангельск.
Плыли свечи. Черновик «Пророка»
Просыхал и брезжил день на Ганге.
Петр Незнамов
Летающий поезд
Отрывки.
Черви-рельсы блестели серебряно,
Поезд-птица их жадно сжирал
И, сегодня ветрами обветренный,
Тишиною умытый вчера, —
~ 1 ~