— Сколько тебе лет, Ястреб?
— Тридцать четыре.
А выглядел он самое большее на двадцать. Правда, эти резкие склад-ки у рта.
— Идрай просит меня о небольшом одолжении, — медленно сказал Го-дар, — действительно небольшом, но я не знаю, смогу ли я выполнить его просьбу. Видишь ли, Ястреб, здесь обучаются дети… А тебе за тридцать, и ты профессиональный убийца.
"Хотя я не понимаю, как это может быть. Как слепой, слепой чело-век, которому сама природа велит быть тихим и кротким, может нести смерть, может играть политикой государств. Маг. Как можно".
Ястреб криво усмехнулся — то ли своим мыслям, то ли мыслям Года-ра.
— Пойми, — продолжал Верховный маг, — мы начинаем учить с детско-го возраста, потому что только из ребенка можно сформировать опреде-ленную личность, вылепить все, что угодно… Любому нельзя давать в ру-ки магическую власть, это величайший соблазн, справиться с которым мо-жет только человек, чистый сердцем… Ты понимаешь меня?
— Да, — сказал Ястреб.
Он встал, и оказалось, что он совсем невысок. Годар смотрел на него с сожалением, а Ястреб улыбался, правда, невесело.
— С чистотой сердца у меня проблемы, вы правы, — сказал Ястреб, — Что ж, я пойду. Я приехал сюда, только уважая просьбу Идрая… Я никогда не хотел быть магом, — добавил он с легкой усмешкой, поклонился и пошел прочь.
Годар смотрел, как он идет среди осенних деревьев: невысокий, ху-дощавый, в белых одеждах. Движения его были слишком уверены для сле-пого и неуловимо легки. Годар смотрел, как он идет, и улыбался сам себе усталой старческой улыбкой.
Через пять лет, после смерти Годара Верховным Магом избрали Яс-треба. При нем магические искусства достигли небывалого расцвета, и сам Верховный маг прославился многими великими деяниями. Никто, конечно, не связывал имя хоанского шпиона с именем величайшего из Верховных Магов, только божественный Идрай иногда усмехался, думая, что этот че-ловек достигает вершин мастерства во всем, за что берется.
27 сентября 2000 г.
5. Любовь.
Любовь — это смешное слово, и оно всегда было чуждо ей. Она была создана не для любви и никогда не чувствовала ничего подобного. Разве что однажды…
Годри была дочерью барона Дэра, властителя Хардна, маленькой ав-тономии, расположенной недалеко от столицы. Годри была старшим ре-бенком в семье барона и по законам харданов должна была после смерти отца унаследовать замок и власть над Хардном; у харданов женщины все-гда имели права, равные с мужскими. Но на следующий день после ее ро-ждения, когда Рида, баронесса Дэр, еще не оправившаяся после тяжелых родов, лежала в постели, в замок приехал из столицы сам божественный повелитель с до неприличия малой свитой (только два всадника сопровож-дали божественного Идрая). Не зайдя ни к хозяину замка, ни к его хозяйке, Идрай сразу же прошел в детскую, где в маленькой разукрашенной кро-ватке спала новорожденная наследница Хардна. Там божественный пове-литель долго расспрашивал кормилицу, маленькую, как и все харданки, полную румяную женщину, до смерти перепуганную его появлением в темной, тихой детской. Еще не проснувшаяся, потирая слипающиеся глаза и едва сдерживая зевоту, перепуганная женщина отвечала на странные во-просы божественного императора: в котором часу начала рожать баронес-са? когда роды завершились? как проходили? как ведет себя новорожден-ная? много ли плачет? И так далее, до бесконечности, пока бедную корми-лицу не освободил приход барона Дэра, разбуженного слугами. Ему боже-ственный Идрай объявил, что его, барона Дэра, первый ребенок, девочка, названная уже именем Годри (это имя барон и баронесса давно уже при-думали для своей первой дочери, мальчика они хотели назвать Сортисом), должна стать божественной воительницей, одной из кольценосных, Стра-жем божественного Идрая, его личным телохранителем. Барон Дэр не мог возражать, хотя ему и жалко было лишиться своей вымечтанной дочери, первого своего ребенка. Девочку увезли на следующий день, вместе с кор-милицей. Но она так и осталась наследницей Хардна, который не достался ей только потому, что она умерла раньше своего отца.
Девочку увезли в столицу, в императорский дворец, где она и росла. Она часто бывала в родовом замке, благо, он близко был расположен к столице, но, даже наблюдая вольную (распущенную и безнравственную, как говорили в столице) жизнь харданок, Годри долго не понимала и не осознавала своей женской сути. И Идрай был доволен этим, ибо Годри но-сила кольцо Юпитера, кольцо непорочности, и вместе с девственностью утратила бы она свое невероятное воинское могущество. Идрай знал, что однажды она из ребенка превратиться в женщину и захочет любить и быть любимой, но он доволен был, что так мало мечтала она о любви в детстве. Божественный Идрай как-то сказал ей:
— Волшебные кольца — это очень серьезно. Они дают власть, с кото-рой ничто не может сравниться в этом мире, и за эту власть можно отдать очень многое. Даже свою человеческую сущность, даже душу или сердце. И ты, как любая богиня воинского искусства, ты должна оставаться девст-венницей. Я тоже ношу кольцо, и мне тоже пришлось чем-то пожертво-вать. Но кольца формируют нас, Годри, без них в наших душах была бы лишь пустота. Запомни это.
И Годри запомнила. И лишь однажды она была готова отдать свое кольцо, свое могущество и всю себя за земную любовь, но случай — или Судьба? — помешал ей.
Ее тренировали с рождения, но только в десять лет — возраст совер-шеннолетия у харданов — она взяла в руки боевое оружие. Тогда же в ее жизни появился Орд, некогда первый меч Империи и первый в ее жизни наставник. Он был однорукий, меч держал в левой руке, но учителем он был хорошим. Поговаривали, что когда-то ему не было равных, но почти десять лет назад он участвовал в восстании против власти Идрая, и руки ему отрубил в схватке сам божественный повелитель. Семь лет Орд провел в тюрьме, но когда Годри исполнилось десять, его выпустили: Идрай счи-тал, что ему до сих пор нет равных.
Так он появился в ее жизни: высокий худой мужчина, на двадцать семь лет старше ее, молчаливый, медлительный. Первое время Годри ди-чилась его: она выросла при изысканном императорском дворе и привык-ла к совсем другим наставникам, а Орд после семилетнего заключения был уж очень жалок и страшен. Но через месяц она с неожиданной страстно-стью привязалась к нему. Целым днями они были только вдвоем: Годри и ее наставник, — в саду, в тренировочных залах, и комнаты их были рядом. И Годри каждую минуту с детской непосредственностью изливала на него свою нежность, и постепенно сердце его оттаяло. У него никогда не было не семьи, ни детей, легионеры редко торопятся с этим делом, а семь лет назад, во время восстания, ему едва исполнилось тридцать, и он был еще молод и не думал заводить семью. Он и сейчас был не стар годами, но, лишившись правой руки и семь лет проведя в мрачных и сырых подземных тюрьмах, он уже не решался строить планов на свою жизнь. Он еще долго не мог свыкнуться с мыслью, что жизнь его не только не кончена, но мо-жет начаться снова.
Прошло три года. Внешне Годри ничуть не изменилась за это время, она всю жизнь была невысокой и тоненькой, совсем ребенком на вид, но она и тогда была очень хороша: нежное широкоскулое лицо с острым под-бородком, чуть вздернутый нос, большие карие глаза под каштановой чел-кой. Ей было тринадцать, и она редко появлялась на людях, но те, кто жил во дворце, уже и тогда считали ее первой красавицей столицы; через два года первой красавицей Империи назвали ее. Но это была та красота, в ко-торой никому нет корысти, ибо она была никому недоступна. И к обычно-му ее титулу "Клинок Острое Пламя" добавилось скоро "Свет вечерней звезды, Краса полей". И пришло время, когда Орд, привыкший уже к тому, что он не преступник и не в оковах, вдруг понял, что рядом с ним находит-ся не ребенок, а прелестная женщина, которая по харданским законам дав-но могла бы быть чьей-нибудь женой… Но он не выдал своих чувств, ибо, кому, как не ему, было знать, кто она такая — Годри Воительница, Клинок Острое Пламя, Годри Непорочная дева. Он не мог искушать ее… Но вме-шался случай. Или Судьба?