Трис пожала плечами:
— Это молния. Она слушается слов «должно быть» не больше тебя.
— Ай, ‑ сказал Кис, вздрогнув. Он посмотрел на шар у себя в руках. Поверхность была чиста, но он едва ли вытянул сколько-нибудь молний из внутренней части. Он вздохнул, и осел на скамейке. ‑ Значит, будем ждать, ‑ сказал он, смирившись. ‑ Я… ‑ он встал, покачиваясь.
— Я схожу за обедом, ‑ сказала Трис, видя, как под его кожей стекали последние капли магии. «Интересно, как академические маги никогда не выматывались на своих первых заклинаниях», ‑ думала она, ‑ «а окружающие маги — уставали». ‑ Почему бы тебе не узнать, есть ли у А́нтону ящик и лопата, чтобы мы могли убрать этот беспорядок, когда всё уляжется.
Кис с мрачной покорностью махнул ей рукой, и вышел из мастерской, врезавшись прямиком в окружавший её барьер.
— Только этого мне и не хватало, ‑ простонал он, пока она забирала свою магию. ‑ Получить по башке.
— Ну, ты ведь не повредил ничего важного, так ведь? ‑ едко спросила Трис.
Кис обернулся, ожидая увидеть на её лице отвращение. Вместо этого она широко улыбалась.
— Почему ты не из тех наставниц, которые считают, что учеников надо баловать? ‑ потребовал он.
— Не могу я тебя баловать, ‑ невозмутимо сказала она. ‑ Это испортило бы твой характер.
Он сбежал, пока она не отколола за его счёт ещё одну шутку.
Шар начал проясняться, когда их послеобеденная работа, заключавшаяся в избавлении от расплавленного стекла и угля, подошла к концу. Они собирались покинуть «Базальт», когда прибыл Дэйма. Стоя в тени деревьев двора, он рассказал им о безуспешных поисках прошлой ночью, затем забрал у них шар.
После обеда Кис достаточно пришёл в себя, чтобы помочь с уборкой и выдуть несколько маленьких шаров, которые А́нтону хотел продать. Трис не была уверена, что ему следует идти с Дэймой после его обморока прошлой ночью, но Кис не дал ей возможности возразить. Он просто вышел вслед за Дэймой на улицу.
Когда Кис ушёл, Трис повернулась к Глаки:
— Ты когда-нибудь была на стене? ‑ спросила она. ‑ На стене вокруг города?
— Нет, ‑ ответила девочка. Она выпросила у жены А́нтону клочок ткани, и сделала из него перевязь, подобной той, в которой Трис таскала Чайм. Туда она усадила своих кукол. Медвежонок нёс свой мячик. Они с Глаки играли им весь день после обеда, пока мячик не оказался весь покрыт грязью и собачьей слюной.
— Хочешь забраться на стену, Глаки? ‑ поинтересовалась Трис. ‑ Я хочу кое-что попробовать. Мне всегда лучше удаётся новое, когда я где-то высоко.
— Идём, ‑ с нетерпением сказала четырёхлетняя девочка, хватая Трис за руку. Она потянула её к городским воротам.
Как Трис и ожидала, стена Тариоса отбоя не знала от посетителей: стражники не мешкая указали им прямо на лестницу. Когда они достигли вершины, там оказалась широкая галерея, находившаяся в тридцати футах над землёй. Оттуда были видны шедшие в город дороги, мосты на реках, и дорога, которая шла на юго-восток, в морской порт Пираки. По левую руку лежала беспорядочная масса хижин и лачуг, жавшаяся к каменистому склону холма между Тариосом и Рекой Курчал. Этот же склон был испещрён огромными трубами, которые извергали из себя потоки густой коричневой жидкости, которая стекала в реку: сток из городской канализации. По всему склону располагались узнаваемые даже с такой высоты благодаря их одежде и причёскам прасмуни, развешивая бельё, присматривая за козами и курами, болтая, размалывая муку, играя, и готовя еду. Трис похолодела, видя их место обитания. Она знала, что маги в Хескалифосе должны были понимать связь между сточной водой и болезнями, однако они позволяли людям жить там, где выбрасывали содержимое ночных горшков всего Тариоса. Сколько детей прасмуни доживали до возраста Глаки, не говоря уже о её собственном возрасте, гадала Трис. Сколько там было престарелых прасмуни?
— Трис, пожалуйста, не надо, ‑ прошептала Глаки, дёргая Трис за рукав. - Пожалуйста, не надо.
Она взглянула на девочку:
— Что не надо? ‑ спросила она сдавленным голосом.
Глаки попятилась на шаг. Тем не менее, она нашла смелость сказать:
— Пожалуйста, не громовись внутри. Это страшно.
При виде страха в глазах Глаки, Трис затопило раскаяние. Она присела и вытянула руки:
— Это не из-за тебя, Глаки, ‑ сказала она, намеренно смягчая свой голос. - Ты никогда не заставишь меня злиться.
Глаки вцепилась в неё, хотя и держала по кукле в каждой руке. Трис успокаивала её, пока не убедилась, что девочка перестала бояться. Это ей тоже было слишком хорошо знакомо. Злость взрослых почти всегда означала, что ей нужно было собирать вещи, и переезжать в другой дом. Разозлённый взрослый человек означал новых родственников с новыми правилами, и новые места, где ей были не рады.