Глава X
Марк не любит беспокоить мать по пустякам, особенно ночью. Но иногда слишком впечатлительному ребенку снятся сны, справиться в одиночку с которыми никак не получается. В такие моменты теплые материнские объятья — самая лучшая защита от дурных мыслей. И сейчас именно такой случай. Маркус нехотя вылезает из своей кровати, стараясь не вспоминать событий детского кошмара, который уже начал потихоньку растворяться, оставляя шлейф ужаса после себя.
Но преодолев небольшой коридор, мальчик встречает лишь холод и темноту. Мисс Лихтенберг даже не ложилась, о чем свидетельствует заправленная кровать. И Марк мог бы спокойно спуститься на первый этаж, застав мать спящей в гостиной, но в этот раз все было по-другому. В доме был кто-то из посторонних и, судя по повышенным голосам, разговор был не из приятных.
Маркус спускается тихонько как мышка. Остается в тени, скрытый ото всех, но сам видит все прекрасно: расстроенную и даже разозленную мать и двух мужчин, пришедших под покровом ночи наверняка не просто так. Одного из них мальчик узнает, хоть и не сразу. Мужчина со странной фамилией Шервуд встречает его раз в месяц прежде, чем отправить на различные странные проверки. Человек вовсе не злой, но что-то в его поведении пугает парнишку при каждой встрече. Его сопровождающий же Марку не знаком, но седые волосы и небольшая бородка делают его похожим на колдуна из старинных мультфильмов, по воле случая попавшего в современный мир. И все же, дела явно плохи. Мальчик знает, что такие скрытные разговоры не несут за собой ничего хорошего.
— Это абсурд, Джонатан, мы так не договаривались!
— Эмилия, так действительно нужно. Пойми, мне и самому не хочется нарушать план, но иначе никак, — Шервуд говорит спокойно, что пугает мальчика сильнее, чем, если бы он застал их кричащих друг на друга.
— Все это полная чепуха! Я не отдам вам своего сына!
Впервые Марк увидел свою мать в ярости. Никогда прежде она не повышала голос, оставаясь спокойной в любой ситуации. И такие изменения пугали и печалили мальчика одновременно. Эти мужчины сильно обидели мать, и нужно было прогнать их из дома. Но какая-то неведомая сила останавливала. Несмотря на тревогу, Марк испытывал в то же время сильное любопытство, ведь у него на глазах раскрывалась некая тайна, касающаяся, между прочим, и его.
— Ты стала забывать, что это не твой ребёнок, Эмилия. Да, ты воспитываешь Маркуса с самого рождения. Работа проведёна колоссальная и результаты великолепные. Ребёнок развит, все показатели на высоте. Но ты мешаешь жизнь с работой. И как бы сильно я тебя не уважал, твоя любовь к мальчику однажды станет преградой. Я намерен забрать Маркуса.
От полученной информации у мальчика кружится голова. Этот человек несёт какую-то чушь и слушать её больше не хочется, но Марк все так же стоит на ступеньках, наблюдая за тем, как мать накрывает лицо ладонями. Стоит прогнать их, увести маму в спальню и лечь спать. К утру они забудут об этом разговоре навсегда.
— Мешаю жизнь с работой… А не ты ли говорил нам о том, что детей нужно окутать заботой и лаской, воспитать как своих. Что изменилось?
— Твоё отношение. Эмилия, прошу, я хочу решить все мирно.
— Поэтому ты забираешь Марка, а меня отправляешь в Утопию?
Наконец до Марка доходит смысл сказанных слов. Эти мужчины пришли за ним, чтобы отобрать у матери. Мальчик срывается с места, шлепая босыми ногами по полу.
— Вон из этого дома! Уходите!
Все удивленно смотрят на Маркуса, отчаянно пытающегося уберечь свою семью от беды, но никто из мужчин всерьёз данную сцену не воспринимает. Шервуд хмуро смотрит на Эмилию, а его сопровождающий кажется опечаленным.
— Вот видишь. Как много он знает о себе, о нас? Что ты рассказывала мальчику про ежемесячные проверки?
Марк пытается ответить, но мать бережно берет его за руку, заводя за спину.
— Он же ещё ребёнок, чего ты ожидал?
— Близнецы прекрасно осведомлены обо всем, как и Дакота, и Скотт. Дети, конечно, особой радости не проявляют, но они знают.
Маркуса пугают слова Шервуда. Он знает, что с самого рождения с ним что-то не так, поэтому каждый месяц мать отводит его на проверки. Неужели все несколько иначе?
— Я очень не хочу этого делать, но выбора другого нет. Прости, Эмилия. Мне действительно очень жаль.