– У некоторых народов есть древний и мудрый обычай. Если ссорятся два человека или две семьи, они обращаются к третьему, всеми уважаемому человеку и просят разрешить их спор. Они не доверяют своему разгорячённому чувству, вспыхнувшему гневу и обиде. Они ищут справедливый и беспристрастный ответ: кто виноват?
– Это мудро, — согласился Виталий. .
Игорь молча пил свой чай.
– Нас не выбирали, — продолжал Кучанский, — но нас обязали тоже быть беспристрастными и справедливыми.
– А я вам уже говорил, — хмуро возразил Игорь. — Я не электронно-счётная машина. А ты, — он посмотрел на Виталия, — тем более. Так что мы возвращаемся к старому спору. Зачем это надо?
– Хорошо, — сказал Кучанский, расхаживая по комнате. — Не будем возвращаться, — он остановился перед Игорем. — Что Носов?
– Сегодня арестован, — ответил тот. — И не только за анонимные письма. Это прямой соучастник Анашина в нападении на Булавкина. Он подстрекатель, он же и угнал с завода машину. Ордер вы подписали ещё три дня назад, если помните.
– Сейчас я подписал бы его ещё уверенней, — ответил Кучанский. — Это необходимо и справедливо. А тогда мы все-таки поспешили. И вы правильно сделали, что не арестовали его тогда.
Виталий с симпатией посмотрел на Кучанского.
– Что собираетесь делать, завтра? — спросил Кучанский, снова принимаясь расхаживать по комнате.
Игорь отодвинул от себя пустой стакан.
– Я уже сказал, — ответил он. — Новое опознание Анашина. Затем допрос главаря, Ревенко, по новым данным, насчёт Булавкина. И допрос Носова, тоже об этом. Не хотите участвовать?
– Хочу, Особенно в допросе Ревенко. Я с вами'согласен, тут без него не обошлось. А вести допрос придётся кому-нибудь из вас. Савельев перегружен.
Утром, за завтраком, и даже ещё раньше, когда делали зарядку, друзья обсуждали, кому из них следует допрашивать Ревенко.
– Ты испортил с ним отношения, — сказал Виталий. — Никакого контакта не получится, и признаний не добьёшься. Давай допрошу я.
– Но зато я с ним знаком, — с сомнением покачал головой Игорь. — Я знаю его повадки. Это тоже не последнее дело. Эх, черт возьми! — досадливо прибавил он. — Добрые люди по субботам в баню ходят, а мы…
– А мы уж в Москве отмоемся, — с усмешкой ответил Виталий. — Жалко только, костюм я испортил.
– Молчал бы, — вздохнул Игорь. — Тебя хоть собаки не рвали.
В конце концов, уже подходя, к горотделу, решили, что допрос Ревенко всё-таки проведёт Игорь.
В Чудиловку была немедленно отправлена машина за Ларой Кожевой.
Ревенко появился в кабинете внешне совершенно спокойный. На нем был все тот же, теперь, правда, сильно помятый костюм, галстук небрежно съехал набок, юлстые щеки заросли рыжей щетиной.
Плотно усевшись на стул, он враждебно спросил:
– Что вам ещё от меня надо? Предупреждаю, подписывать ничего не буду.
Он то сцеплял короткие, покрытые золотистым пушком пальцы, то расцеплял их и, наконец, сунул руки в карманы пиджака. Обычно они помогали ему разговаривать, сейчас Ревенко разговаривать не собирался…
Игорь спокойно ответил:
– Сегодня мы займёмся выяснением совсем другого вопроса.
– «Мы»? — иронически переспросил Ревенко. — Лично я не собираюсь выяснять с вами никаких вопросов. Я собираюсь жаловаться на вас прокурору.
Последние его слова и услышал Кучанский, входя в кабинет. Он не спеша опустился на диван, чувствуя на себе пытливый и насторожённый взгляд Ревенко, и Сказал:
– Я прокурор. После допроса можете подать мне жалобу.
– Прекрасно, — коротко заявил Ревенко и повернулся к Игорю. — Что ж, я »ас слушаю.
– Будете отвечать на вопросы?
– Если это снова не окажется провокацией.
Игорь перевёл дыхание и даже попытался сосчитать до десяти. Как все-таки хорошо, что он взял этот допрос на себя. Уж Виталий бы сейчас резанул!
– Я хотел бы, — ровным голосом произнёс он, — выяснить некоторые обстоятельства, касающиеся шофёра Булавкина.
– Пожалуйста, — с неожиданной готовностью ответил Ревенко. — Сколько угодно.
Игорю даже показалось, что Ревенко с облегчением вздохнул, и это было совсем уж странно. Тем не менее он как можно равнодушнее спросил:
– Какую командировку вы выдали Булавкину?
– На Чеховский завод. Он должен был пригнать оттуда грузовую машину с панелями. Их шофёр заболел, — быстро, без малейшей запинки ответил Ревенко.
– Когда Булавкин должен был выехать туда? Ревенко секунду помедлил и на этот раз ответил неторопясь, словно вслушиваясь в свои слова:
– Утром двадцать пятого, в четверг, если не ошибаюсь. Так ему была выписана и командировка.
– Вы потом не меняли своего решения?
Ревенко подозрительно взглянул на Игоря, затем метнул быстрый взгляд на сидевшего в стороне Кучанского и торопливо, словно был готов к этому неприятному вопросу, ответил:
– Да, я изменил решение. Мне позвонили с Чеховского завода…
– Вам не звонили оттуда, — покачал головой Игорь. — Мы проверили. Никто не звонил.
– Ну… Этого я уже не помню. В общем, я изменил решение, — раздражённо произнёс Ревенко.
– Как изменили?
– Булавкин должен был ехать вечером в среду, то есть двадцать четвёртого. Выяснилось, что панели нужны очень срочно. Хотя… я, конечно, помнил, что он собирался прийти к вам. Но интересы производства требовали.
– Почему же вы так волновались и удивлялись, что он исчез? Вы же сами ему велели уехать?
– Я не удивлялся, — с достоинством возразил Ревенко. — Я, если помните, возмущался.
– Тем более. Почему?
– То есть как это — почему? Он же угнал машину! Я и сейчас возмущаюсь. Тем более что он так и не приехал на Чеховский завод. Это уже черт знает что!
Игорь снова поразился его выдержке. Ему самому стоило больших усилий выглядеть спокойным.
– А как Булавкин должен был ехать туда? — спросил он. — На чем?