Вдруг он прекратил дурацкие игры и воскликнул:
— Мы на верном пути!
Верный путь оказался огромным глинистым пустырем противного желтого цвета, по которому с глухим шумом били грозовые капли. Горизонт тонул в туманах и дымке, но нигде я не видел и следа жилья.
Кондуктор прекратил обезьяньи ужимки и занялся лошадьми и вожжами; я заметил, что ошибся — в его облике не было ничего странного, на облучке сидел угрюмый желтолицый человечишко.
Он несколько раз обернулся к нам, жалуясь на желудок и печень и спрашивая, действительно ли пилюли Меррибингл соответствуют газетной рекламе. В этот момент, хотя ничто не указывало на это, мне показалось, что мы находимся где-то в Слутерсхилле. Я сказал об этом Пиффи. Он развлекался тем, что щелкал орехи, которые доставал из кармана плаща. Пиффи пожал плечами:
— Не все ли равно, Слутерсхилл или Земля Ван-Дамена? Главное, что мы ухватили кладбище Марливек за хвост!
— Приехали! — вдруг закричал кондуктор. — Вагон дальше не пойдет, не опоздайте к отправлению.
— Другого трамвая нет? — спросил я.
Он сурово посмотрел на меня и принялся загибать пальцы.
— Ровно через сто два года, к тому же с учетом полной луны, — объяснил он. — Поспешите, мы поговорим о пилюлях Меррибингл на обратном пути.
Пиффи уже вышагивал по каменистой тропинке между двумя ручьями, наполненными ревущей водой.
— Ага! — завопил он. — Вот оно!
Перед нами высилась громадная серо-стальная стена с острыми наконечниками по верху. Из-за нее торчали вершины хвойных деревьев. Я даже различил на фоне туч тени гигантских крестов.
— В окрестностях есть лишь одна таверна; считается хорошим тоном остановиться там и что-нибудь заказать. Успокойтесь, напитки здесь отменные, а пища — вкусна и обильна.
Я заметил узкое высокое строение, одиноко торчащее на глинистой равнине. Словно его вырезали из жилого квартала и оставили здесь, чтобы разжечь аппетит камнееда. Пиффи толкнул дверь, и мы оказались в высоком светлом помещении — по нему гуляли волны тепла от горящих в очаге поленьев и угля. Стены были покрыты странными, но великолепными фресками серебристо-серого цвета; на одной из них я узнал, как мне показалось, «Остров Смерти» Беклина и сообщил о своем открытии спутнику.
Он скривился и отрицательно покачал головой.
— Нет, милый друг, просто растрескалась штукатурка, а остальное довершили улитки, которыми буквально кишит эта местность. Но не отрицаю, что и улитки наделены душой художника, отнюдь!
Я перевел взгляд со странных миражей и в восхищении оглядел буфет и стойку. На ней, сверкая всеми цветами радуги, теснились бутылки с напитками всех четырех стран света.
— Есть сыр, говядина, холодная баранина, соленая семга, копченый окорок и бананы в сиропе! — воскликнул Пиффи. — Но я удовольствуюсь грогом с пряностями. Эй!.. Кто-нибудь!
Человек возник, словно из-под земли.
Невысокий толстяк, не более пяти футов ростом, кругленький и лоснящийся. Торчащее брюхо внушало доверие, но лысый круглый череп, на котором светились зеленые глаза, поражал отталкивающим уродством.
— Ах! господа, — произнес он девичьим голоском, разинув огромную черную пасть с тусклыми клыками, — добро пожаловать. Я подам все, что пожелаете!
Я выпил ледяного кюммеля, датского шерри-бренди, голландской имбирной с добавкой зеленой мяты.
— Сейчас или никогда, — шепнул мне на ухо Пиффи. — Пора пройтись по кладбищу. Решетчатые ворота в двадцати шагах отсюда.
— А вы?
Он покачал головой.
— Невозможно. Предпочитаю прогулке под дождем этот изумительный грог.
Я в одиночестве оказался перед величественной решеткой. Мое внимание привлек раскачивающийся шнур звонка, и я прочел табличку с рельефными буквами: «Позвоните три раза сторожу».
Я дернул три раза за шнур и услышал в кладбищенской тиши звук колокола.
Один, два, три.
К решетке выпрыгнул белый кролик с красными глазами, уселся столбиком, потер мордочку, посмотрел на меня и ускакал прочь.
Больше никто не появился, и я снова три раза позвонил.
Решетка заскрипела и распахнулась, словно под дыханием ветра; появился одноногий бентамский петух, пригладил перья, угрожающе ткнул клювом в мою сторону и исчез.
— Ну и ладно, обойдусь без сторожа, ведь решетка открыта, — проворчал я.